«У нас секса нет»? Реаниматолог - об идеологии чайлдфри и запрете абортов

Сергей Дубровин: «Мы и работаем для того, чтобы приносить пользу людям и получать от этого удовольствие». © / Из личного архива

«В обществе меняется понимание наших обязанностей по отношению к миру, к природе, к тому, что мы оставляем после себя. Мы, к сожалению, оставляем после себя поношенный мир, не стремясь его делать лучше», – говорит заведующий отделением анестезиологии-реаниматологии № 2 родильного дома ГКБ № 40, кандидат медицинских наук Сергей Дубровин. Подробнее читайте на ural.aif.ru.

   
   

Роды как подвиг

Рада Боженко, «АиФ-Урал»: – Сергей Германович, вы больше 25 лет в акушерской анестезиологии-реаниматологии. За это время эмоции притупились?

Сергей Дубровин: – Нет-нет, эмоции от появления на свет каждого ребёнка всегда яркие, они не могут притупиться. Более того, с возрастом ещё впечатлительнее становишься, чувствительнее, сентиментальнее. Свои дети выросли, и теперь к каждой пациентке относишься как к своему ребёнку, а к её новорождённому – как к своему внуку.

– Среди большого количества родов, в которых вы принимаете участие, есть те, которые особенно запоминаются?

– Конечно, больше всего запоминаются тяжёлые клинические ситуации, из которых с нашей помощью благополучно выходят и мама, и ребёнок. Мы всегда радуемся и их успехам, и своим. К примеру, один из недавних случаев. Женщина-мигрантка, 23 года, третьи роды, которые осложнились тяжёлым кровотечением. При этом она была недообследована в течение беременности, истощена. Понимаете, в таком возрасте уже третьи роды, понятно, что она не успела восстановиться после предыдущих, поэтому и развилось осложнение. К счастью, мы спасли и её, и ребёнка, за что она была нам очень благодарна.

– Кстати, о возрасте. Наверняка вы знаете, что сегодня то и дело раздаются призывы к женщинам рожать как можно раньше. Дескать, сначала ребёнок, а образование и профессиональное становление потом. Как вы к этому относитесь?

– Безусловно, нужно рожать, когда есть семья, созданная по любви с человеком, от которого хочется иметь ребёнка. Но рожать любой ценой до 20 лет, откладывая учёбу на потом, конечно, не стоит.

   
   

У нас сейчас идёт много повторных родов женщин старше 30 лет. То есть первого ребёнка они родили в 21, 22, 23 года, а второго рожают, когда уже уверенно стоят на ногах, когда состоялись профессионально, когда есть некая финансовая стабильность. Кроме того, прослеживается тенденция смещения к 25 годам и старше возраста первых родов. Думаю, это связано как раз с социальными факторами – женщина получает образование, чувствует себя уверенно. Также это, скорее всего, связано с особенностями современного поколения, представители которого дольше остаются инфантильными.

– Морально или физиологически?

– В первую очередь морально, что сказывается и на физиологической готовности к родам. Сегодня молодёжь перестала вести тот образ жизни, который вели, например, мы с вами, они меньше двигаются, они стали более чувствительны к болевым переживаниям, так как меньше сталкиваются с различными внешними факторами. Раньше было нормальным рожать два, три, четыре раза. А сегодня женщина зачастую рожает один раз и идёт на это как на подвиг.

– В таком случае какой возраст вы считаете оптимальным для первых родов?

– До 25–30 лет первого ребёнка точно надо родить. В более старшем возрасте, скажем, после 35 лет, женщина спокойно может родить второго ребёнка. Причëм даже после большого – 10–15 лет – перерыва, поскольку организм имеет физическую память. А вот родить в этом возрасте первого гораздо сложнее. Поэтому, когда речь идёт о первых родах женщины старше 35 лет, мы чаще всего склоняемся к операции кесарева сечения, чтобы минимизировать риски осложнений и сохранить здоровье женщины и ребёнка.

Дань моде

– Вы, как никто другой, понимаете, как порой непросто женщинам даётся материнство, как они ради этого готовы рисковать даже собственным здоровьем. Но бывает и обратная ситуация, когда женщина категорически не хочет становиться матерью. Как вы относитесь к идеологии чайлдфри?

– Это противоречит природе. Но, увы, не противоречит настрою общества, тем социальным требованиям, которое оно предъявляет женщинам или они предъявляют сами себе. Женщина должна быть самодостаточной, она должна уметь обеспечить себя, а значит, уметь зарабатывать деньги, двигаться по карьерной лестнице – эти и другие подобные посылы и приводят к появлению идеологии чайлдфри. Женщина перестаёт думать о продолжении жизни, вместо этого начинает считать себя потребителем жизненных благ. Понятно, что в этом случае она не готова чем-то жертвовать ради потомства. Словом, эмансипация привела к тому, что женщины перестают понимать своё женское начало. Хотя, говорят, есть такое явление – после 30 лет у женщин чайлдфри головы «встают на место». Думаю, эта идеология – определённая дань моде, стремление соответствовать какому-то сообществу, в котором «не модно» иметь детей.

Сейчас в обществе меняется понимание наших обязанностей по отношению к миру, к природе, к тому, что мы оставляем после себя. Мы, к сожалению, оставляем после себя поношенный мир, не стремясь его делать лучше. И это печально, ведь человек слишком короткое время живёт на земле, в этом мире, чтобы не заботиться о его существовании. Относиться к миру как к подарку, не стремясь сохранить и улучшить его для будущих поколений, – это плохо.

– Что, на ваш взгляд, может способствовать решению демо­графической проблемы, которая сегодня стоит очень остро?

– Поддержка матерей, семей с детьми. Причём не на этапе рождения, а на этапе воспитания детей. Вы же понимаете, что женщина, воспитывающая ребёнка, как минимум на три года выпадает не только из рабочего, но и, скажем так, из социального процесса. При этом она не получает практически ничего. Если бы ей на это время была гарантирована хотя бы среднемесячная зарплата, уверяю вас, рождаемость у нас существенно бы повысилась. И женщины подходили бы к рождению детей более осознанно.

– А запрещение абортов не решение проблемы?

– Разве можно что-то решить запретом? Уровень социальной культуры должен быть другой, тогда не надо будет ничего запрещать. Тогда молодые женщины будут знать, как не допустить нежелательную беременность. Пока же с экранов говорят «у нас секса нет», а он у нас, простите, во время праздников на каждом газоне. И как мы можем запретить послед­ствия этой «свободы», а по факту распущенности? У нас вообще странная интерпретация понятия «свобода».

Надо понимать, что у нас до сих пор довольно высока женская смертность от криминального избавления от беременности. И можно предположить, что в случае запрещения абортов она будет ещё выше. А сколько женщин после таких вмешательств, произведённых непонятно кем, непонятно в каких условиях, потом не смогут рожать, если даже выживут!

Я уже не говорю о том, что у нас и без запрещения абортов воспитанников детских домов предостаточно. А если говорить о трагедиях, связанных с попытками избавиться от младенцев, то этот год вообще был сумасшедший…

Безусловно, проводить беседы с женщинами, идущими на аборт, необходимо. В том числе и просвещая их относительно мер социальной поддержки. Но запрещать аборты неразумно. Другое дело, что их следует перевести исключительно в стены государственных медицинских учреждений, не отдавая на откуп коммерции.

Откуда берутся дети?

– Что касается социальной культуры... Одно время в школах были уроки полового воспитания, но потом их исключили из программ.

– Зря. Пусть они будут. Хотя я понимаю, что у нас мало специалистов, которые могли бы деликатно и авторитетно говорить с детьми на эту тему. Кстати, до сих пор помню книгу «Откуда берутся дети», которая была очень популярна в 90-х, когда моя старшая дочь ходила в детский сад. Нормальным языком всё было написано.

Я считаю, что на темы взаимоотношения полов нужно начинать разговаривать с детьми в начале периода полового созревания. А в дошкольном возрасте стоит произвести идентификацию: это мальчики, это девочки.

– А если дошколёнок спрашивает: «Откуда берутся дети?»

– Ответить: «Из маминого животика». А как он там оказался, вы сможете объяснить на примере семечка, которое выросло. Обычно такой ответ малышей вполне удовлетворяет. Так что (смеётся. – Ред.) дорогу не обязательно показывать.

– В период пандемии престиж профессии врача поднялся. Но сегодня, мне кажется, произошёл откат, и мы вновь стали воспринимать медицину как сферу услуг…

– Это ужасно. Есть даже такое понятие, как пациентский экстремизм. Это когда пациент приходит и стучит кулаком: вы мне должны то-то и то-то. Причём благодаря широкому информационному полю сегодня все знают, что врачи должны делать и как. Но меня радует, что остаются и другие пациенты, которые благодарны не только за оказанную медицинскую помощь, но и за улыбку, поддержку, доброе отношение.

– То есть вы стараетесь обращать больше внимания на позитивные моменты?

– Конечно. Я уверен, что любой человек рано или поздно будет лучше, добрее, не может у него быть отрицательного развития. Просто, возможно, сейчас у него не самый хороший период в жизни. Зацикливание на негативе мешает работе. А так... столкнулся с ним, расстроился, обсудил с коллегами и забыл. Идёшь дальше работать. А улыбка женщины, ставшей мамой, крик появившегося на свет малыша скрашивают все отрицательные моменты. Мы и работаем для того, чтобы приносить пользу людям и получать от этого удовольствие.