Что такое поздний СССР? Горбачев? Перестройка? Кооперативы? Неее, кто жил при пожилом социализме, помнит: СССР – это очереди. В них стояли так массово, долго и изобретательно, что любой современный митинг или пикет прослезится от зависти. Стояли за всем – от колбасы до одежды. Стояли даже просто за чем-нибудь – что дадут. Стояли с выдумкой – иногда целые трудовые коллективы отправляли своих представителей занимать очередь. Благодаря таким занимателям в середину бесконечной вереницы людей, медленно ползущих короткими шажками, часто вклинивались целые группы с криком: «Я занимал!» Увлекательное было мероприятие. Не застали времена СССР или ностальгия мучит – у вас был шанс.
Естественный отбор
Вечером 9 марта тысячи екатеринбуржцев стояли в очереди. Она была велика и прекрасна, как исполинский червь. К 2020 году такое развлечение как-то подзабылось, екатеринбуржцы утратили свойственную поздним свердловчанам пронырливость и выносливость и обреченно ждали. Здесь действовал закон Дарвина: самые слабые отваливались, не выдержав 2–3-часового ожидания, и покидали цепочку.
Но вот они, вожделенные двери, вот он, билетный контроль, и тут тебя встречает ее величество Бюрократия. На входе у всех проверяли паспорта, чтобы на буржуазно-развратное зрелище не дай бог не проникли лица до 18 лет. Собственно этот возраст был прописан и на билетах, но многие их обладатели явно не ждали, что у них при входе на концерт проверят документы. На входе разыгрывались целые драмы: не достигшие совершеннолетия фанаты Линдеманна пускали слезу и выпускали в атмосферу все известные ненормативные слова.
Их понять можно – купить не самые дешевые билеты, отстоять гигантскую очередь и у самых дверей тяжелометаллического рая получить отказ в доступе. Это советский человек был привычен к тому, что, отстояв очередь, можно услышать: «Колбаса кончилась» – и стоически уйти домой с пустой авоськой. Современная молодежь к таким обломам не готова – школьным психологам работы добавится.
Здесь и сокрыт секрет организации такой масштабной очереди. Устроить тотальную проверку паспортов на мероприятие, рассчитанное на десятки тысяч человек, автоматически означает получить гигантскую очередь. Примерно в 19:30, когда концерт уже полчаса как начался, на организаторов снизошло это озарение. Охрана стала проверять паспорта выборочно, лишь у тех, кто выглядел слишком молодо. Очередь пошла бодрее, но до финала все же дошли не все.
Думаю, именно такая атмосфера была в СССР перед первым концертом Pink Floyd 3 июня 1989. Аккумуляция людских масс происходила преимущественно на танцполе. Если свободные сидячие места в зале встречались, то возле сцены была такая концентрация человеко-единиц, что маршрутка в час пик по сравнению с этим – необитаемый остров с одинокой пальмой. Любви и Линдеманну все возрасты покорны: средний возраст зрителей был между отметками 18 и 50 лет, молодой всегда найдет дорогу, пожилой пробьет себе почет. Настроение – торжественно-предвкушающее. Как у советского пионера перед погружением в бездну видеосалона.
Уже ближе к 20:40, когда с начала концерта прошло более полутора часов, на сцену вышел сам виновник торжества.
Искусство замазывания
И грянул Линдеманн. Крассиво, мощно, энергично. А над головами музыкантов экран с клипами и видеовставками. А на экране – таблички. За полтора часа концерта тут показали, кажется, все способы написания таблички «Цензура». В разных размерах и цветах, на разных языках и разным шрифтом. Как будто режиссер видеовставок хотел показать все возможности Microsoft Word.
Таблички разбавляли просто размытые очертания на тех местах персонажей, где у людей предусмотрены природой первичные и вторичные половые признаки. Также размытию и отабличиванию подвергалась та часть тела, где, по словам многих россиян, перманентно пребывает отечественная экономика. Так что человеку, не погруженному в пучину иностранных языков, могло показаться, что поет Линдеманн исключительно о манекенах.
Даже несмотря на все эти ухищрения, а может, именно благодаря им, шоу получилось очень мощным. Из колонок рвалась жесткая музыка, лучи прожекторов полосовали толпы людей, озаренные светом собственных мобильников, последние прорвавшиеся сквозь очередь бегом влетали в зал и стремились протиснуться поближе к сцене или занять более выгодную позицию на трибунах. Народ оттягивался по полной.
Сам Тиль работал с аудиторией активно. На концертах часто бывает так, что музыканты поют как будто только для себя. Кроме дежурных фраз «Привет, Екатеринбург!» в начале и «Спасибо, я люблю вас!» в конце – никакого взаимодействия со зрителями. Линдеманн с толпой разговаривал, Линдеманн поднимал людей с мест и заставлял кричать. Линдеманн кормил фанатов тортами, бросаясь ими прямо со сцены. Аудитория отвечала ему тем же. Вставала, орала, пыталась швырнуть в него остатками торта. С кондитерскими изделиями вышло не очень, лучше зашла другая еда.
В какой-то момент Тиль вышел на сцену с ведерком и русскими словами: «Кто хочет рыбки?» После чего в толпу со сцены полетели рыбины, а на экране появилось описание продукта и способы его приготовления. Дальнейшее выступление немецкому музыканту пришлось продолжать под салютом из собственного угощения – фанаты из толпы спешили бросить Тилю гостинец обратно. Кажется, ни разу не попали, хотя очень старались.
Короче, было весело и энергично. Была этакая атмосфера праздника вопреки. Вопреки цензуре, очередям, не самому удобному залу (другого в Екатеринбурге на такое число зрителей просто не найти). Я смотрел на все это и думал: наверное, именно так выглядели первые рок-концерты времен заката СССР. Получилось душевно и весело. Но создалось полное впечатление, что в плане организации концертов такого размаха Екатеринбург все еще остался Свердловском. То есть провести-то мы концерт можем, но без очередей, цензуры и массы вызванных этим проблем и несуразностей не обойдется.