В кузнице в деревне Тыгиш Свердловской области пахнет поездом. Огромный пёс Тошка встречает гостей, ложась на спину, а кошечка Ася выпрашивает кусочек печенья. Какую роль в современном мире играют кузнецы и почему эта профессия никогда не умрёт, рассказал кузнец, краевед и реконструктор Андрей Воробьёв. Подробнее - в материале ural.aif.ru.
Внутренний толчок
– Андрей, как вы пришли в профессию кузнеца?
— Я пришёл к этому не сразу. Сначала окончил университет, получив специальность метеоролога, но ни дня не работал по профессии. Дело в том, что меня собирались отправить на землю Франца Иосифа, а лететь туда не хотелось. И я выбрал для себя другой путь: после службы в армии устроился электриком на огнеупорный завод. У нас на производстве была кузница, и меня всё время туда тянуло. Как-то раз меня отправили заказать запчасти для одного цеха. Я познакомился с нашим кузнецом Николаем, подошёл к горну, начал ковать – понравилось. Так я понял, чем хочу заниматься. Со временем купил и оборудовал себе помещение в деревне недалеко от Богдановича, где я живу с семьёй, а в кузницу приезжаю работать. Кузнечным искусством я занимаюсь уже 30 лет. Но это не столько профессия, сколько образ жизни.
А где-то в двухтысячных годах заинтересовался генеалогией: стал изучать архивы, записывать рассказы родственников. Так я узнал, что в нашем роду были кузнецы от бога, особенно мой дедушка и прадедушка.
– Помните, как дедушка работал с металлом?
– Нет. Он погиб во время Великой Отечественной войны под Кёнигсбергом, так и не узнав, что город станет Калининградом. Дед тогда служил офицером советской армии, и о нём я знаю только из рассказов родных.
– Когда вы оборудовали себе кузницу, что сделали в первую очередь?
– Шашку из дамасской стали. Эта идея пришла мне в голову после просмотра телепередачи: там показывали девушку, которая ковала такую сталь. Досмотрел сюжет и сразу же приступил к работе. Ведь по натуре я оружейник. В шашках, саблях, рапирах, мечах меня привлекает особая красота и энергия.
– Где и как вы учились кузнечному мастерству?
– По большей части интуитивно, специально никто меня этому не учил. Допустим, вижу какой-то определённый нож на фотографии, затем беру кусок железа, раскаляю его, делаю заточку, и всё, как правило, получается. Правда, поначалу штук пять ножей я всё-таки выбросил. Но в большинстве случаев интуиция помогает. Не поверите: ставлю клинок на закалку, жду, вдруг чувствую какой-то внутренний толчок и понимаю, что изделие нужно вынуть и остудить. И действительно: подержи я его дольше, было бы уже совсем не то. Видимо, так работает генетическая память.
– Правда ли, что в кузнечном деле много необычного и даже мистического?
– Моё занятие – само по себе мистическое, недаром во все времена считалось, что кузнец водится с нечистой силой. Потому и дом у него всегда стоял на краю деревни у реки. Моя кузница не исключение. А ещё ко мне ходят всякие «ведьмочки» (девушки, увлекающиеся эзотерикой): я делаю им различные предметы для ритуалов. Они уверяют, что только изделия, выкованные в огне, работают. А ещё любят поговорку: ворожим – не тужим. Мои знакомые кузнецы ни за что не берутся выполнять такие заказы, шутят: «Чтобы делать что-то подобное, нужно повесить на себя вот такой огромный оберег!»
А я уверен: человек, который работает с огнём, защищён от любого негатива. Тем более что у меня получаются красивые кованые змеи с чешуйками. Конечно, бывают и другие заказы: мебель, решётки, ножи – охотничьи или те, что используют в спецназе. А клинки из дамасской стали ни с чем не спутаешь, потому что в них соединяются разные металлы, они имеют неповторимый рисунок. Оружие я люблю само по себе, но также делаю его и для реконструкций.
– В чём особенность работы с дамасской сталью?
– У этого материала много нюансов, например, в печи должна быть определённая температура: если не догреешь или перегреешь изделие, оно будет ломаться. Кроме того, при работе над клинком из такой стали, нужны речной песок и родниковая вода. Эта вода нужна мне и для приготовления сурицы – напитка на основе мёда, который пили на Руси в дохристианскую эпоху. У этого напитка приятная кислинка, он придаёт силы.
В битвах с ногайцами
– Чем отличается оружие для реконструкций от настоящего?
– Это, скорее, копии того оружия, которое использовалось в определённую эпоху. Оно не должно подходить под определение холодного оружия по ряду критериев. Например, у него своя толщина обушка, неострые края, оно не проходит твёрдую закалку. А в реконструкциях я и мой 13-летний сын Василий и сами участвуем. С реконструкторами мы дружим семьями. В прошлом году я впервые провёл фестиваль в честь 450-летия Оренбургского казачьего войска. Праздник прошёл во дворе моей кузницы. Приехало человек двести, в том числе местная администрация, которая идею одобрила, но финансовой поддержки не обещала.
– Что вас побудило заняться историческими реконструкциями?
– Мы, четверо друзей, решили возродить казачество в Богдановиче. Некоторые наши единомышленники объединились с такой же целью в Сухом Логу. В 1993 году меня посвятили в казаки на круге. Круг – это собрание, на котором присутствуют представители войска, старейшины и священник. После того, как ты приносишь присягу, тебя бьют по спине нагайкой, а все остальные решают – «люб ли нам такой казак?» И если «люб», тебя принимают в ряды «новобранцев».
– Какие эпохи вас особенно интересуют?
– Меня и моих друзей интересует период Ермака. В то время казачья форма выглядела не так, как мы привыкли видеть на картинках и фотографиях. Например, у воинов были латы, которые крепились на кожаную амуницию. Когда мы только начинали проводить бои, никто не хотел играть татар или ногайцев. Но через некоторое время в Сухом Логу появился военно-патриотической клуб «Тхан», участники которого изображают исключительно татар. Хотя, насколько мне известно, среди них нет ни одного этнического татарина.
– А сражения эльфов и орков вас занимают?
– Нет, вымышленные битвы мне абсолютно не интересны, я за сохранение нашей истории. Перед тем, как ковать латы или какую-нибудь шашку, изучаю историческую литературу в библиотеке. Когда делаю оружие, стараюсь быть максимально точным – ничего не добавляю от себя, не придумываю декоративных элементов, которых не было изначально. А моя жена Наталья шьёт казачьи костюмы – она настоящая мастерица!
Ну а в тему о Ермаке я настолько погрузился, что меня часто приглашают рассказать о нём в краеведческом музее и школах Богдановича. Пару раз меня в роли кузнеца даже задействовали в художественных фильмах: «Последний конвой» и «Не открывая глаз». Его сняли три месяца назад, сейчас он находится на этапе монтажа. Это кинокартина на основе реальных событий: здесь, в Тыгише, проходил путь каторжан. Я играю кузнеца, который заковывает одного из заключённых.
Душа мастера
– Что за металлические перья у вас в коробке?
– Это будущий орёл. Собираюсь организовать выставку, на которую в дальнейшем смогут приезжать туристы. Специально для неё делаю фигуры из металла: поставлю здесь тевтонского рыцаря (уж больно у них был свирепый вид в шлемах), изготовлю волка в полный рост, а у входа будет стоять Эскалибур – меч в камне. Кроме того, буду пускать людей к горну. Для меня формат выставки уже привычен: каждый год приезжаю на фестиваль Невьянской башни, беру с собой переносной горн и работаю на глазах у публики. В самой башне есть место для моих изделий. Сын Вася мне немного помогает: недавно сделал гоночную машинку из моих заготовок.
– Не боитесь, что со временем ваше ремесло исчезнет?
– Эта профессия не исчезнет никогда! Во-первых, кузницы нужны на производстве, там ещё далеко не всё можно заменить роботами. Во-вторых, кованые вещи имеют особую энергетику, у них совсем другое качество. Пройдёт сколько угодно времени, но ручную ковку по-прежнему будут высоко ценить, потому что в таких изделиях чувствуется душа мастера. И для меня это не столько способ заработка, сколько духовная потребность: так я реализую свой творческий потенциал.