Подростки сожалеют не о совершённых преступлениях, а о том, что попались. При этом выходить на волю из колонии не хотят. Почему?
Об этом, в частности, мы беседуем со старшим научным сотрудником отдела права Института философии и права УрО РАН Константином Корсаковым.
Культ «уголовщины»?
Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Константин Викторович, подростковая преступность - явление не новое. Но в чём особенности дня сегодняшнего?
Эти тенденции привели к некоторому смягчению обстановки. Всё же сегодня нет такого разгула насилия, который мы наблюдали в лихие девяностые. Тогда, например, в Санкт-Петербурге банда подростков нападала на людей и забивала своих жертв ногами. Большинству членов банды, совершавших жестокие убийства, было 13-14 лет.
- Вы сказали, что сегодня нет культа тюремной романтики. А плодящиеся в сети группы АУЕ - арестантско-уркаганского единства - не из этой серии?
- Уверен, вокруг АУЕ больше шумихи, чем оно заслуживает. Во всяком случае, у нас в Екатеринбурге нет тех, кто распространяет эти идеи.
- Разве беспорядки в воспитательной колонии Кировграда были спровоцированы не идеологами АУЕ?
- При чём тут АУЕ? Во все времена у подростков в воспитательных колониях была тяга к единению, к «корпоративности», к тому, чтобы себя зарекомендовать так, чтобы тебя зауважали во взрослом преступном мире. И Кировградская колония это наглядно продемонстрировала актами неповиновения, саботажами, обструкцией. Всегда в колониях для несовершеннолетних вся эта уголовная, тюремная «культура» была обострена. Огромное количество условностей, касты, иерархия, в которой множество ступеней… Даже взрослые заключённые удивлялись: откуда у малолеток столько жестокости, насилия и зачем это нужно?
Всё лучшее - детям
- Получается, воспитательные колонии свою функцию, заложенную в названии, не выполняют?
- Я бы не стал говорить это с уверенностью. Наоборот, сегодня, следуя принципу «всё лучшее - детям», колонии для несовершеннолетних неплохо финансируются, туда направляют педагогов, психологов. Некоторым ребятам в колонии лучше живётся, чем на воле, где они голодают, где им спать негде, где им приходится терпеть побои. В колонии их кормят, о них заботятся, там можно спортом заниматься, читать, образование получать. В Кировграде, кстати, среди бунтовщиков были подростки, которые не хотели освобождаться. Они прямо говорили: «Выйду и сразу вернусь обратно в колонию, потому что там я никому не нужен. Родители алкоголики, ни работы, ни учёбы».
- Не секрет, что говорить об эффективности их работы часто не приходится. Если в крупных городах ещё можно возлагать на эти службы надежду, то в глубинке - увы.
- Подростковая преступность реагирует на экономическую, социальную нестабильность?
- Как и вся преступность. Чем выше уровень доходов, благосостояния людей, тем ниже уровень преступности. Хотя, конечно, нельзя сказать, что во всём виновата бедность. Влияют и традиции народа, и уровень культуры, и даже климат. Хотя, конечно, любые социальные потрясения - войны, дефолты, кризисы - провоцируют рост преступности. Терроризм тоже связан с этими процессами. Молодые люди берут в руки оружие и начинают исповедовать радикальные, экстремистские идеи.
- Средний Урал занимает далеко не последнее место в «криминальном рейтинге». С чем это связано?
- Причин много. Регион промышленно развитый, в нём есть инфраструктура, есть деньги, значит, есть чем поживиться. У нас сосредоточены транспортные узлы, идёт активная миграция. В этом смысле ситуация схожая во всех городах-миллионниках.
Наша область до сих пор богата криминальными традициями, поскольку у нас много зон. Отбыв наказание, многие оседают здесь, в небольших посёлках, и распространяют свою «культуру», идеологию, подтягивают молодёжь. Сидит какой-нибудь дядя Петя на лавочке и рассказывает о своих криминальных подвигах, о тюремной романтике, а ребята слушают его с открытым ртом. Не случайно ведь подростки, попадая в колонии, сожалеют не о совершённом преступлении, а о том, что «прокололись» и попались.
На шаг позади
- Подростковые ОПГ - проблема дня сегодняшнего?
- За этими группами стоят взрослые?
- Чаще всего взрослые серые кардиналы работают тогда, когда преследуют задачу использовать подростков в политических, экстремистских, общеуголовных целях. Но есть и те подростковые группы, которые существуют «автономно», без взрослого лидера.
- Сегодня правоохранительные органы работают с учётом всех современных тенденций в подростковой преступности?
- Пытаются. Но они всегда отставали в этом плане. Всегда преступники придумывают что-то новое, а правоохранительные органы реагируют на это постфактум. Это, знаете, как сначала изобретают яд, а потом антидот. Хотя надо бы работать на предупреждение. Но это чрезвычайно сложно. Особенно при наличии кадровых, ресурсных, финансовых проблем.
- Константин Викторович, скажите честно, официальная статистика подростковой преступности соответствует действительности?
- У нас уровень латентности традиционно высокий. Очень много преступлений по разным причинам остаётся за кадром. Скажем, родители не заявляют в полицию о своём сыне-наркомане, который ворует у них, обижает их. Родная кровинка же, разве можно его в тюрьму отправить? Нередко в порыве отчаяния пишут заявление, а потом его забирают.
Ну и политика либерализации, гуманизации у нас активно проводится. Дескать, подростка надо в первую очередь воспитывать, а уголовная санкция - это крайняя мера, когда остальные не помогли.
- Вы поддерживайте эту позицию?
- Сложный вопрос. Это, вообще, проблема уголовного права - выдержать баланс: чтобы не слишком жёстко, но и не слишком мягко. Разные мнения на этот счёт. Кто-то скажет: «У нас процветают репрессии». А кто-то: «Восемь лет за убийство человека? Жизнь людская у нас ничего не стоит!». Всегда будут такие полярные точки зрения.
Я считаю (безотносительно подростковой преступности), что мы ещё не достигли эры милосердия. Учитывая, какие чудовищные преступления в стране совершаются. И, поверьте, риторика сторонников гуманизации быстро меняется, как только жертвами преступления становятся их близкие.