В этом году дрозды оккупировали дачные участки. Откуда они взялись в таком количестве и какие виды птиц осваивают города – об этом мы беседуем с научным сотрудником Института экологии растений и животных УрО РАН, основателем проекта EkaterinBird, кандидатом биологических наук Ниной Садыковой.
– Нина Олеговна, всех садоводов сегодня волнует вопрос – откуда на нашу голову взялась такая армия дроздов, уничтожающая урожай ягод?
– Тёплая зима, ранняя весна – дрозды-рябинники у нас зимовали. Поскольку они никуда не улетали, они раньше приступили к гнездованию – как только позволила погода, а она позволила в апреле. Да ещё и люди были на самоизоляции, они прекрасно себя чувствовали без нас. Чуть ли не в апреле у дроздов появились слётки, первое поколение птенцов вылетело из гнёзд (а сейчас у них уже второе поколение появилось, а у кого-то и третье). Так что к сезону ягод их стало очень много.
– Но ведь ягоды не их основная еда?
– На самом деле у дроздов сильная смена кормов по сезонам. В начале сезона они едят почти исключительно червей, потом – почти исключительно ягоды, а к зиме переключаются на рябину и дикие яблочки. Птенцов, да, они выкармливают преимущественно червями и личинками. То есть, когда дрозды едят ягоды – они вредители, когда гусениц – они помощники садоводов.
– Они синантропизируются. В биологии очень мало про что можно сказать: «это так и только так», эта птица только синантропная, а эта никогда не синантропизируется. Это процесс. Дрозды сегодня очень хорошо чувствуют себя в городе, и чем дальше, тем больше среди них будет синантропных. Как с утками. Вообще-то, кряква – дикая птица, но сейчас мы наблюдаем синантропные популяции уток, которые круглый год живут в городе, освоив эту среду.
– Потому что она стала для них комфортна?
– Жизнь вообще так устроена, что живые существа занимают доступные пространства. В новом месте обитания (а город – это место обитания нового типа) сначала будет мало видов, а потом всё больше и больше. Природа осваивает новое место обитания. Это касается не только птиц, они просто самые заметные, их легче всего наблюдать. Тот же самый процесс происходит и с млекопитающими, и с насекомыми, и с растениями. Например, помните в прошлом году лису на проспекте Ленина? А бобра на набережной Исети? Они точно не синантропы.
– Иными словами, свято место пусто не бывает?
– В природе никогда не бывает. Другое дело, что места обитания бывают настолько нарушены, что их никогда не освоят много видов. Скажем, антропогенную пустыню какого-нибудь Карабаша. А город – это не пустыня, наоборот, здесь избыток пищевых ресурсов, избыток мест, где можно спрятаться, и птицы не могут этого не заметить.
– Не так давно я была в центре «Халзан», где проходил реабилитацию сокол, чьё гнездо ураган смёл с небоскрёба. Что заставило соколов гнездиться на небоскрёбе?
– Так ведь они едят других птиц! А в городе есть вороны, голуби, всё те же дрозды и так далее. Дрозды и их птенцы – это, с одной стороны, прекрасная птица для хищников, а с другой – у них хорошая коллективная защита. Скажем, гнездовая колония располагается где-то в парке на деревьях, и при появлении потенциальной угрозы (а это может быть кошка, собака, человек, ворона и так далее) они все вместе атакуют: летают, пугают, забрасывают помётом. Не любая кошка или ворона устоит перед дроздами.
Так вот, под прикрытием дроздов в город пришли всякие мелкие птички: камышовки, славки, пеночки, вся эта певчая мелочь. Они в парках не жили не потому, что там нельзя жить (можно, там есть корм, есть где построить гнездо), а потому что не было прикрытия. А без него тебя кошки съедят. Пеночки, например, вообще на земле гнездятся, и разорить их гнездо вообще не проблема. Но когда сверху гнездятся дрозды, пеночка о кошках (и о любой другой угрозе) предупреждена.
В городе наблюдаются совершенно новые виды. Например, в том же Харитоновском парке и в парке у Городского пруда впервые загнездились обыкновенные лазоревки. Это маленькие синички с голубенькими шапочками – очень хорошенькие. Если у них всё будет хорошо, то, скорее всего, через несколько лет мы в городских парках будем видеть не только наших жёлтеньких больших синиц, но и лазоревок.
Одновременно в городе начал гнездиться, например, урагус, он же длиннохвостый снегирь, он же длиннохвостая чечевица. Это маленькая – меньше воробушка – очень красивая птичка с длинным хвостом. Самец – прекрасного рассветного цвета. Они подошли к городу несколько лет назад; когда я училась на биофаке, урагус был экзотикой, которую можно увидеть в Сибири.
Есть и другие примеры. На подходе чёрный дрозд, дрозды-белобровики. В отличие от рябинников, белобровики красиво поют.
– При таком разнообразии видов птицы между собой конкурируют?
– Это обязательное условие существования, бесконкурентной среды не бывает. Всегда приходится конкурировать с кем-то или с чем-то. Кого-то прибыло, кого-то убыло, для кого-то условия стали лучше или хуже…
Скажем, в советское время в Свердловске было много городских ласточек. Сейчас их совсем нет, есть стрижи. Дело в том, что город растёт ввысь, он становится всё более многоэтажным, а ласточки любят невысокие каменные строения, где гнездятся большими колониями. При этом они очень неохотно меняют место, найти новое место для колонии – это для них проблема. Поэтому, когда город строился, им становилось всё более неудобно жить.
Так что дело не в том, что стрижи их вытеснили, просто то, что ласточке плохо – стрижам хорошо, они гнездятся на высоких зданиях. И, главное, они, в отличие от ласточек, гораздо дальше могут улететь за кормом. Например, птенцы остались в гнезде где-то на 12-м этаже в центре города, а родители улетели кормиться на Шарташ. Или, если похолодало, и вовсе улетели в Челябинскую область. Они не привязаны к месту, им главное, чтобы было много места для гнездования, а корм они найдут.
Ласточкам же надо, чтобы всё было вместе, поэтому их и стало меньше, городские ласточки даже попали в Красную книгу. Колонии городских ласточек ещё сохранились, например, под Двуреченском, в Висиме, но это уже не массовое явление.
Но есть ещё деревенские ласточки, с которыми всё хорошо. Они в сельской местности повсюду, есть они и в частном секторе. Им нужны деревянные строения с чердаками.
– В минувшие выходные обнаружила на реке (обмелевшей, зарастающей) около дачи цаплю. Природа настолько очистилась?
– Или цапли адаптировались и к такой реке и их всё устраивает. Цапель действительно становится больше. И действительно, многие водоёмы зарастают, что, вообще-то, не очень хорошо – это во многих случаях показатель биологического загрязнения. Но с другой стороны загрязнённая река, которая начинает зарастать, – результат стока с окрестных полей, из населённых пунктов. Стало хуже? Да, купаться явно стало хуже. Но в ней идёт процесс размножения: размножаются водоросли, ими питается планктон, появляется больше рыбы, лягушек. А цаплям это в самый раз. Так что цапель – обитателей зарастающих водоёмов – становится больше.
– Весной мы слышим птичье разноголосье, летом певунов значительно меньше. С чем это связано?
– Для большинства видов певчих птиц пение связано с заниманием гнездовых участков. Они таким образом показывают занятые территории и привлекают партнёров. А иногда самки и самцы так между собой общаются. Соответственно, самое активное пение – до того момента, как из гнезда вылетают птенцы. Привлекать к слёткам внимания нет никакого смысла, поэтому птицы замолкают, ныкаются и тихонько выкармливают потомство.
Но есть птицы, которые заходят на следующий круг размножения. Вот, например, сегодня я шла и слышала пение зеленушек. Они уже вывели птенцов и молчали, а сейчас заново собираются гнездиться и снова поют.
– У вашего курса гидов-орнитологов не так давно состоялся выпуск. Я правильно понимаю, что гиды ориентированы в основном на певчих птиц?
– Не только, вообще на птиц. Другое дело, что именно гиду нужно знать голоса, потому что у нас очень много видов птиц (в том числе городских), которых кроме как по голосу вообще не отличить друг от друга. То есть их по внешности гораздо сложнее различать, чем по голосу. В то же время самому научиться отличать птиц по голосу практически невозможно. Курс гидов-орнитологов как раз был рассчитан на то, чтобы максимально познакомить тех, кому это интересно, с местным разнообразием птиц, в том числе с их голосами.
– Для того чтобы научиться различать голоса птиц, нужно обладать музыкальным слухом?
– Скажем так, он желателен. Тем, кому медведь на ухо наступил, это даётся труднее. Но само это занятие – различение голосов птиц – позволяет развить слух, в том числе музыкальный. Потому что вслушивание в птичий голос – это специфический навык, при котором включаются особые механизмы восприятия.
Научиться в хоре птиц выделять отдельный голос и его слушать – это сродни меломану, который, слушая симфонический оркестр, слышит голоса отдельных инструментов. Но в отличие от музыкального произведения в исполнении оркестра, птичий хор человеком воспринимается как шум, как какофония. Орнитологи же его воспринимают как концерт. В этом и правда есть структура, есть особая красота – они же не просто поют, они друг друга слышат, они заполняют паузы. В этом году я ясно осознала, что в сезон пение птиц я слушаю как симфонию. Невероятное ощущение!
– Орнитологические экскурсии пользуются популярностью. За счёт чего, как вы думаете?
– Зачем люди, например, путешествуют? Они открывают для себя новые миры. Орнитологические экскурсии – это возможность открыть для себя новый мир у себя под боком. Причём никаких особых ресурсов для этого не требуется, просто проснись пораньше и выйди в парк с человеком, который тебе этот мир покажет и расскажет про него. Думаю, основная мотивация именно в этом.
Сейчас готовится к изданию очередной двухтомник нашего главного орнитолога Вадима Константиновича Рябицева «Птицы европейской части России». Он автор книг-определителей «Птицы Сибири», «Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири», «Птицы Средней Азии», фактически его определителями покрыта вся территория России.
Новая книга (как, впрочем, и все другие) сделана автором, который ещё и художник. Он сам рисует – это бесценно! Художников-анималистов, которые могут иллюстрировать определители, единицы. Это крайне редкое сочетание таланта художника с очень точным биологическим взглядом. Между тем в хорошем определителе должна быть архетипическая птица. И можно с уверенностью сказать, что для Урала, Зауралья и Средней Азии других изданий уровня определителей Рябицева просто нет.