Сегодня в обществе бурно обсуждается законопроект о семейно-бытовом насилии. «Против подобных инициатив выступают люди, которые сами склонны оправдывать насилие в своём поведении», – считает психолог кризисного центра «Екатерина» Ольга Селькова.
Семья с угрозой для жизни
– Казалось бы, необходимость принятия закона о семейно-бытовом насилии очевидна. Но тем не менее находятся те, кто категорически против этой инициативы. Почему?
Мы проводили исследование, в рамках которого брали интервью у женщин, отбывающих наказание за убийство мужа или партнёра. Из 70 женщин 39 (63%) до этого систематически подвергались домашнему насилию. А четыре из них к моменту убийства были покалечены, но следователи не приняли это во внимание.
– Предусматривает ли законопроект рассмотрение предшествующей истории?
– В этом отношении законопроект ещё очень сырой, там не прописан алгоритм действий для следователей, а ведь на них лежит большая ответственность – собрать историю, которая предшествовала тому или иному инциденту. Многим убийствам, совершённым женщинами, предшествовали долгие, планомерные унижения, оскорбления, избиения. Нельзя не учитывать, что эти женщины находились в ситуации угрозы жизни, и в какой-то момент они просто сработали на упреждение, чтобы не быть убитыми чуть позже.
Одна из женщин в колонии мне рассказывала, что над убитым ею мужем через два дня должен был состояться суд – он до такой степени избил человека, что тот, чудом выжив, остался инвалидом. И она понимала, что этот здоровенный детина может с ней сделать, она защищала себя и маму, которой он сломал руку – просто взял и руками переломил кость. Представляете? И эта ситуация, а также то, что совершил мужчина до этого, при расследовании, к сожалению, не были учтены.
При обсуждении законопроекта, кстати, ушёл и один очень важный момент – расстояние при вынесении защитного предписания. Вот реальный пример. Бывший муж поджёг дверь бывшей жены – они с детьми могли бы задохнуться в квартире. Если бы было предписание, в котором было бы обозначено, например «50 метров», он бы не смог подойти к двери. Самое главное – непонятно, как замерять нарушение защитного предписания? Вот 10–20 метров – это измеримая величина, а «не приближаться» – это обтекаемая формулировка.
Кто разглядит манипулятора
– На этом несовершенство законопроекта исчерпывается?
– К сожалению, нет. Меня, например, тревожит, что агрессор выселяется из жилья в том случае, если у него есть варианты проживания в другом месте. В наших реалиях это утопия. Если же его никуда не выселят, ситуация насилия сохранится. Самая главная задача закона – профилактировать убийство и в том числе важную часть предшествующей ему истории – психологическое давление. Многие женщины говорят, что лучше бы он ударил, потому что невыносимо терпеть унижения, оскорбления, ор на детей. В какой-то момент наступает предел этого терпения. А многие мужчины говорят: «Я же их не бью». Поэтому если бы в законе было определено расстояние и предусмотрено безоговорочное выселение, психологическое насилие можно бы было предотвратить.
Если будет принято решение о выселении, ведь и ситуация с кризисными отделениями, на которые у государства нет денег (в нашей области они вообще почти все закрылись), не была бы столь острой. Кроме того, женщины, обращаясь в подобные отделения, часто разлучались с детьми. Конечно, жертва домашнего насилия сожмётся в комочек и выберет «ещё потерпеть», лишь бы не разлучаться с ребёнком. Почему бы мужчине-агрессору не пойти в соцучреждение, в дом ночного пребывания, например? Но нет, они остаются дома.
– Представим идеальный вариант – закон принят с учётом всех этих важных моментов. Кто будет работать с потерпевшими?
– В законопроекте помимо работы с потерпевшими прописана и большая работа со специалистами. Как бы мы ни относились к чужому опыту, но во всём мире есть специальные подразделения, которые занимаются только этими делами. И их специалисты проходят очень серьёзную профессиональную подготовку: как беседовать, как собирать доказательную базу, как учитывать историю насилия. Они знают стратегию обидчика, потому что обидчики прекрасные манипуляторы, они умеют неплохо выглядеть в глазах окружающих. Исходя из такого основательного обучения специалисты подразделений могут увидеть маркеры опасности, могут принять адекватное решение при выписывании защитного предписания и так далее. У нас этими делами будут заниматься участковые, у которых и без того много обязанностей.
Кроме того, в проекте документа очень многие вещи даются на рассмотрение местным органам власти, но убеждена, федеральные стандарты должны быть одинаковыми для всех. Было бы хорошо сделать пилотную версию закона в отдельных регионах, она как раз даст возможность понять, в чём его нужно доработать.
Переплавить гнев в целеустремленность
– Как вы пришли к тому, что с мужчинами тоже необходимо работать?
– Имея большой опыт работы с потерпевшими, со специалистами, я поняла, что мужчины-агрессоры остаются за кадром. Но ведь, допустим, потерпевшая женщина разводится с таким мужем, он создаёт новую семью, и там начинается то же самое. То есть можно реабилитировать, скажем, шесть женщин с детьми, а можно – одного насильника. Исходя из этого, была разработана глубокая программа по управлению гневом, и мы её реализуем совместно с ГУФСИН России по Свердловской области, за что я им очень благодарна. Никто в стране больше этого не делает. Все мужчины, с которыми мы работаем, это осуждённые к реальным или условным срокам. Причём условно осуждённым это вменяется как дополнительная обязанность – это также опыт только нашего региона.
Любому мужчине важно понимать, что делать. Мы же как раз собрали в этот тренинг простые поведенческие действия. Например, у каждого человека есть свои телесные маркеры, свидетельствующие о том, что начинает подниматься злость: у кого-то сжимаются кулаки, у кого-то учащается дыхание… Так вот, в этот момент он должен произвести определённые действия, чтобы потратить ту энергию, которая вдруг выплеснулась . Один из условно осуждённых, считающий тёщу главным триггером, рассказывал: «Я побегаю по лестнице туда-сюда, возвращаюсь, и мне всё равно, что она говорит, – лечь бы отдохнуть».
Эти навыки помогают им выстраивать отношения на работе, у них снижается конфликтность. И потом мы же говорим с ними об ответственности за просчёт рисков – если ты сделаешь так, последствия будут такими.
– Эта программа эффективна?
– Среди тех мужчин, которые находятся в колонии, снижается число нарушений. А условно осуждённые… Смотрите, мы в ходе тренинга учимся с ними ставить цели. И я была удивлена, когда на поддерживающем собеседовании, спустя полгода, выяснилось, что почти все их достигли. Двое купили квартиры, двое – землю для постройки дома, двое женились, кто-то поменял работу. Я в очередной раз убедилась, что люди, у которых много агрессии, очень энергичные, и если у них есть достойные большие цели, они всю энергию тратят на их достижение.
Это уже хорошие показатели, особенно если учесть, что мы идём по пустому полю. Но мы планируем всё-таки выйти на ФСИН РФ, чтобы начать работу в ином масштабе. Это крайне необходимо, ведь мужчины-агрессоры действительно не имеют позитивного опыта выстраивания отношений, они об этом ничего не знают. Жалости к ним у меня, конечно, нет, поскольку они совершили недопустимые вещи, но мы должны сделать так, чтобы у них появился выбор: ты совершишь насилие и знаешь, к чему это приведёт, или ты попробуешь сделать что-то другое, даже если испытываешь гнев.
– Предвижу, что в ваш адрес может прозвучать: «Нашли с кем нянчиться. Зачем тратить на них время?»
– Затем, что они ходят рядом с нами, затем, что их дети учатся с детьми тех, кто готов судить. Их невозможно изолировать от общества. Чем дольше мы будем от них отодвигаться, их не замечать, тем острее будет проблема. Наша задача, наоборот, дать им умение управлять своим поведением. И никто с ними не нянчится, программы по управлению гневом даются им очень непросто.