Уральский художник Егор Горе решил бросить себе вызов: сделать 100 запоминающихся работ для городской среды. Около 30 из них уже готовы. Вот только автор иногда вычёркивает произведения из своего списка. Подробнее - в материале ural.aif.ru.
Художник-трудяга
Дарья Попович, «АиФ-Урал»: – Егор, с какого момента у вас возникла идея со 100 работами?
Егор Горе: – Всё началось весной 2020 года. До этого я много раз участвовал в фестивалях уличного искусства, в рамках которых тоже создавал арт-объекты. Какие-то из них были приняты на ура. Например, большое ухо, которое состоит из множества ушей, вылепленных из гипса и приклеенных на стену. Луна, которую мы делали с Сашей Коношевым и Ромой Инком, затем использовалась во время музыкального фестиваля «Безумные дни» в филармонии в Екатеринбурге.
При этом я сам пока не знаю, в каком стиле работаю. Замыслы – слишком разные. А хочется, чтобы некая идея проходила красной нитью. Но пока что этого нет. Сотня – достаточное количество, чтобы разобраться в своём творчестве. Я ведь только учусь рисовать. И сейчас у меня возникают вопросы к моим более ранним работам: что-то можно было сделать лучше.
Кроме того, я не называю себя однозначно художником. Я работаю фрезеровщиком на Вторчермете, и мне это нравится так же, как заниматься арт-объектами. Но до этого я сменил множество профессий. После архитектурного был чернорабочим на стройке, делал чертежи, изготавливал доспехи для любителей ролевых игр – чего только не было!
– Эльмаш отразился в некоторых ваших работах. Вы относитесь к этому району с особенной теплотой?
– Я люблю весь Екатеринбург. С Эльмашем у меня действительно связано много воспоминаний: я живу там с самого рождения. Моя мама работала на заводе, когда я был маленьким. Она рассказывала, что какое-то время я спал на коробке из-под телевизора: у неё не было денег, чтобы купить мне кроватку.
На тот момент мы жили в трёхэтажном доме. Его строили ещё пленные немцы. Жильё нам предоставил завод. Сейчас этого дома уже нет – его давно снесли. Мы с мамой разъехались, но она отслеживает в соцсетях всё, что у меня появляется.
– Тема рабочих специальностей нашла отражение в вашем творчестве?
– Я сделал футболки для одного крупного предприятия. На них была надпись «На районе», и, да, там присутствовала рабочая тематика. Это связано с заводами Эльмаша. В советские годы он был соцгородом, как и Уралмаш. Эти районы отличаются друг от друга своей архитектурой: на Уралмаше доминирует конструктивизм, а на Эльмаше - больше «сталинок».
Если говорить об Уралмаше, то у меня есть граффити об этом районе. Мне хотелось вспомнить о бандитских группировках – это тоже часть нашей истории, которая, к счастью, ушла в прошлое.
Я ездил на могилы бандитов, которые держали весь город в страхе, и нарисовал их в стиле ацтеков. И те и другие приносили человеческие жертвы. Только индейцы молились богам и думали, что кровавые обряды принесут пользу: например, будет богатый урожай. А члены ОПГ убивали ради собственной выгоды.
От рисунка – к театру
– Пока что мы говорили о тех работах, которые вы создавали в рамках разных фестивалей. Откуда вы черпаете идеи для марафона в 100 арт-объектов?
– Что-то приходит в голову моментально, когда я участвую в мероприятии, где можно реализовать какую-то задумку. А что-то заносится в список и ждёт своей очереди. Учитывая, что это уличное искусство, многие работы не простаивают долго. «Живых» арт-объектов, которые я сделал лично, в городе не так много. Один из них – детские рисунки на нескольких зданиях. Это как раз мои недавние работы.
– Почему вы решили затронуть тему детства?
– Я нашёл тетрадку, в которой рисовал, когда мне было восемь лет. А затем решил перенести то, что в ней было, на стены зданий. Не скажу, что это какие-то особенно талантливые работы. Просто в детском творчестве всегда много искренности.
Кстати, мы с другими уличными художниками скоро поедем в детский дом и бесплатно оформим учреждение рисунками детей, которые там живут. Уверен: будет очень интересно работать с их рисунками.
Мои же детские рисунки можно увидеть в районе вокзала. Я хотел, чтобы граффити выглядело как лист, вырванный из тетради: чтобы была некая иллюзия объёма. Так и получилось.
Для меня делать объёмные граффити проще и интереснее, чем двухмерные изображения. Проводить ровные линии в одном тоне – нудно. При создании реалистичных образов можно смешать больше оттенков в одном цвете. Здесь ты делаешь тени, полутени, рефлексы, блики...
Но, вообще, рисовать на стенах, как правило, сложно чисто технически. Приходится множество раз лезть вверх-вниз по лестнице, да ещё на холоде. Один раз я упал прямо на песок – повезло, что не ушибся. Поэтому я больше люблю не сам процесс, а уже законченный результат.
– Какие ещё ваши арт-объекты можно увидеть?
– Микеланджело на трансформационной будке для забора воздуха недалеко от ТЮЗа. Он соперничал с другим художником, а в результате появлялись шедевры. Мне захотелось переосмыслить Давида, и я изобразил его в виде пикселей – рельеф будки этому способствовал.
Но кроме статичных объектов мы делали и кое-что интерактивное. Например, мы с ребятами устроили Театр теней в доме, где сейчас находится Музей наивного искусства на Карла Либкнехта. Ребята стояли перед окнами. Зрители с улицы видели их тёмные силуэты. Было круто.
Так мы показали историю дома. Например, один из участников перформанса фотографировал другого со вспышкой – когда-то в здании была фотостудия. В другом окне люди толкались – позже здесь находилась коммунальная квартира. В каком-то окне стоял человек с гитарой – здесь была студия звукозаписи.
– На вашей странице в соцсети были довольно своеобразные керамические фигурки. Многие из них реалистично повторяют части тела человека. Они тоже вошли в сотню работ?
– Нет, потому что я не беру в свой список что-то мелкое. У меня были валентинки в виде реалистичного сердца. Я слепил его, глядя в учебник по анатомии, – вдохновился историей святого Валентина, который соединял влюблённых. Что касается списка, то, если что-то перестаёт мне нравиться, я вычёркиваю это.
– В таком случае как вы поймёте, что марафон из сотни арт-объектов окончен?
– Посчитаю снова.