Количество площадок растет
Ольга Маслова, АиФ-Урал: Георгий Александрович, как проходит подготовка к фестивалю?
Что такое рост фестиваля? Это увеличение числа зрителей. В промежутке между прошедшим, 24-м фестивалем и предстоящим, 25-м, его программу увидели жители Омска, Волгодонска, Краснодара и, чем я больше всего горжусь, жители Армянска. Причем в Армянске показы начались в день России и шли до конца месяца, потому что зрители с большим интересом отнеслись к нашей программе. Теперь там хотят укоренить это событие как традицию. Прямо сейчас у меня на электронной почте «висит» письмо из Омска, где снова хотят повторить опыт сотрудничества с прошлым фестивалем. Я еще ответить не успел, но, разумеется, скажу им – «да». То есть добавляется количество экранов, а за счет того, что добавляется количество экранов, и растет количество зрителей.
– А у нас как фестиваль развиваете?
– И здесь, в регионе, мы кое-что делаем для того, чтобы фестиваль продолжал расти. В частности, вот уже третий год подряд конкурсная программа проекта, да и не только конкурсная, будет демонстрироваться в Нижнем Тагиле. Это уже стало традицией. И в Екатеринбурге подрастает количество площадок. Фотографический музей «Дом Метенкова» – это, можно сказать, наш постоянный партнер, Библиотека им. В. Г. Белинского – тоже не первый год с нами, но вот Уральский филиал Государственного центра современного искусства к нам присоединяется впервые и впервые к нам присоединяется «Коляда-Театр». О чем это говорит? Каких результатов мы ждем? Новых зрителей! Их становится все больше и больше. Есть ли предел роста? Не знаю. Мы будем просто работать.
– Наверное, если вспомнить первые годы жизни фестиваля, тогда все начиналось с одного зала и нескольких человек из публики?
– Самый первый фестиваль, который прошел в 1988 году, вообще был особенный, потому что время было очень бурное, общество было разгоряченным. Дошло до того, что во Дворце молодежи, где показывали документальный фильм Бориса Кустова «Тайное голосование», зрители выломали двери! Так они прорывались на фильм. И не удивительно, ведь в городе впервые случилось такое событие – фестиваль подобного уровня и масштаба. Мало того, тогда в нашем городе активно развивались и активно действовали киноклубы. То есть не просто так взяли и решили – бах, а давайте фестиваль в Свердловске разместим! Нет! Здесь уже был подготовленный зритель, который хочет смотреть документальное кино. Я не берусь сейчас судить, большее количество зрителей было или меньшее, если сравнивать с сегодняшним фестивалем, но ажиотаж был очень велик. Правда, и тогда фестиваль проходил не на одной площадке. Он разместился в кинотеатре «Салют», внеконкурсная программа демонстрировалась в кинотеатре «Октябрь», сейчас это «Колизей».
А затем организаторы увидели, какой ажиотаж вокруг проекта, каким интересом это все пользуется, и решили следующий фестиваль провести в Воронеже. И ничего из этого не вышло… Фестиваль там просто провалился! Зрителя нет, интереса к документальному кино нет, потому что нет и подготовленности публики. Люди не знали, не понимали, что это такое, а раз ты чего-то не понимаешь, то к этому и интереса нет. Вот тогда было принято решение все-таки окончательно закрепить проведение фестиваля теперь уже за Екатеринбургом. За это время и город переименовали, и Советский Союз распался. Второй фестиваль проходил в 91-м году, и он уже назывался Открытый фестиваль неигрового кино «Россия». Затем эволюция фестиваля привела его к тому, чем он сейчас является.
Вообще, из фестивалей документального кино наш старейший. Правда, сейчас есть конкурс документальных фильмов на Московском кинофестивале, но там это не основной конкурс, это не профиль данного столичного события. Конечно, Московский кинофестиваль сам по себе старше нас. Показывают также документальное кино на фестивале «Послание к человеку» в Петербурге, и мы ровесники, мы родились одновременно. Еще – «Кинотавр». Всего три фестиваля. Остальные фестивали значительно младше.
Элитарное кино
– Что касается тем фильмов первых фестивалей, которые создавались и показывались в достаточно смутное время в истории нашей страны, наверняка они были сильнее, глубже, глобальнее тем нынешних, ведь тогда происходили достаточно непростые события?
– Конечно, в политическом отношении наша тогдашняя жизнь была очень бурной, потому что происходило множество важнейших событий, и, конечно, большинство фильмов были нацелены именно на эти события, отражали их как могли, как умели. Но, тем не менее, на первом фестивале Главный приз получил Герц Франк за фильм «Высший суд». Он не имеет отношения к политике, он касается смысловых категорий человеческой жизни. И сейчас есть масштабные, глубокие фильмы – они присутствуют на фестивале. Тем более, наше время тоже достаточно беспокойное. Вообще же, чем интересуется подлинное искусство и, в частности, режиссура? Любая режиссура – театральная, кинорежиссура? Она занимается исследованием духовного смысла человеческой жизни.
Наша задача духовный смысл бытия раскрыть, его нравственную составляющую! Я лично о фильме сужу исходя именно из этих критериев, а такие ленты есть в каждой программе «России». Вот сколько лет фестиваль существует, такие фильмы всегда имеются! И в этой программе эти картины тоже присутствуют. Чем они и отличаются от народившегося сейчас телевизионного кино. То, что сейчас показывают по телевидению и называют фильмами, нельзя считать фильмами. Телевизионное кино иллюстративно по своей сути. А документальное кино, которое показываем мы, его интересует жизненный процесс, не результат, а именно процесс. А всякий жизненный процесс – это борьба, следствием которой становится видимые на экране переживания человека...
Тем не менее я не хочу забрасывать камнями то, что телевидение называет телевизионным документальным кино, поскольку это явление существует и никуда не денешься. Раз уж существует и мы находимся в положении оппонентов, мы решили на будущий год сделать отдельную номинацию телевизионного документального кино. И вот посмотрим, что скажет зритель.
– Георгий Александрович, а как у нас юный зритель относится к документальному кино? Все-таки зрелище это часто непростое для восприятия.
– Хочу сказать, что молодежи интересно документальное кино. Придите к нам в залы на фестиваль, посмотрите: молодежь интересуется смысловой стороной человеческой жизни, размышляет об этом. Приведу вам показательный пример. Моей дочери 14 лет, она школьница. Пока что к любителям документального кино ее не отнесешь, еще рановато. Я ей показал фильм Вадима Цаликова «Беслан. Память» – это режиссер, который занимается бесланской темой очень настойчиво и неравнодушно. Еще ведь месяца не прошло, как исполнилось 10 лет со дня трагедии. Я дочери говорю: «Аня, посмотри вот это» и дал ей диск. Она посмотрела и говорит: «Папа, этот фильм должен быть главным на вашем фестивале. Его обязательно должны посмотреть все».
Такое наставление стало для меня подсказкой к созданию специального события на «России» – «Трагедия в Беслане. 10 лет спустя». Мы покажем два фильма – картины Вадима Цаликова «Беслан. Память» и «Отставной учитель», которые без слез смотреть нельзя. Об этом трагичном событии ни в коем случае нельзя забывать, иначе мы превратимся в скотов.
– Но, все-таки этот молодой зритель – это ведь достаточно узкая прослойка именно образованных молодых людей?
– Да, документальное кино, безусловно, это элитарное кино. Это кино для людей, которые желают размышлять. И молодежь уже, по моему мнению, от телевизионных развлечений устала. Ведь телевидение что делает? Оно только развлекает. Молодежь начала уставать от этой белиберды, и поэтому стал появляться интерес к серьезным вещам. Нельзя же прожить все свои годы в постоянном веселье, от этого тоже устаешь.
«Я все время переживаю – а хватит ли денег?»
– Ваш фестиваль – проект некоммерческий, вход везде бесплатный. Насколько тяжело организовать такое масштабное мероприятие?
– Министерство культуры России даже в самые трудные времена фестиваль поддерживало, а до этого Госкино России. Да, иногда бывало так, что существовали совсем на голодном пайке! Я не скажу, что тех средств, которые выделяются из госбюджета, достаточно. Беда в другом! Беда в том, что фестиваль совершенно не поддерживает Свердловская область. Пока нашим региональным министром культуры была Наталья Константиновна Ветрова, фестиваль поддерживался регулярно. Было попечение! Как только Наталья Константиновна покинула этот пост, все прекратилось. Почему? Моя версия такая. Новое руководство еще не успело осмотреться, сориентироваться либо дезориентировано (мы же знаем, что жизнь - это борьба). Что касается города, Администрация Екатеринбурга традиционно поддерживает, но главным образом – морально. Внушает оптимизм откровенная заинтересованность и дружелюбие со стороны аппарата Полномочного представителя Президента в УрФО. Отдельно спасибо кинотеатру «Салют», где мы проводим торжественные открытия и закрытия фестиваля. Это, между прочим, муниципальное предприятие. Это место рождения нашего фестиваля. И, конечно, спасибо Свердловскому отделению Союза кинематографистов РФ в лице Дома кино, основной площадке фестиваля.
А вот за область мне обидно. Понимаете, сейчас уже можно говорить о нашем фестивале как о национальном достоянии, закрепленном здесь, в столице Свердловской области! Вся страна и за пределами нашей страны знают, что есть в Екатеринбурге вот такое событие. Но несмотря на это – абсолютная глухота со стороны региональных властей. Как я не прорывался туда, ничего… Наверное, у них есть гораздо более важные дела. Я понимаю, что самое важное для нашей области - это промышленность, это строительство, ЖКХ и так далее. Мне не надо объяснять, я это все понимаю, но если мы будем забывать о культуре, общество деградирует. Это не надо доказывать – это аксиома, а не какая-то новость.
А в целом, конечно, трудно. Я все время переживаю: а хватит ли денег? Случалось, что и не хватало! Был один фестиваль, когда не хватило на более чем скромную зарплату сотрудников. У них семьи, им детей надо кормить, а мне нечем заплатить. Вот это для меня самое страшное. Эта ответственность постоянно давит и угнетает.
– Искусство адресовано, прежде всего, не голове, а сердцу! Если я смотрю на экран и сердце мое ничего не задевает, то никакие умные мысли, которые мне внушаются с этого экрана, не укоренятся в моем сознании. Через сердце происходит влияние на сознание, на мировоззрение человека. Только так. Иначе это не искусство.
– А рассказывать правду в наш современный век, когда СМИ часто обходят важные вещи, насколько важно? Или у нас люди настолько привыкли к этим новостям, где все хорошо, что уже не воспринимают документальное кино?
– Понимаете, очень сложный вопрос, потому что у каждого правда своя. Это же зависит от симпатий, антипатий конкретного индивидуума. Человек чаще принимает за правду то, что ему хочется принимать. Он хочет, чтобы определенным образом развивались события в жизни, и когда ему сообщают что-то по этому поводу, соответствующее его пожеланиям, он это охотнее принимает за правду. Или проще скажу: вот события на Украине. В отношении этих событий у нас с вами может быть разная правда. Даже в нашем коллективе у одной из сотрудниц ее правда в отношении того, что там происходит, диаметрально противоположна моей правде. Поэтому если мы поедем на Украину снимать кино, она будет искать свою правду, а я – свою. А что касается цензуры, никаких проблем здесь нет. На сегодня есть ограничения только с нецензурной лексикой, но я к этому отношусь с пониманием и даже поддерживаю эту инициативу.
Где Шолоховы?
– Если уж заговорили о цензуре, конечно, открытой политической пока нет, но находятся сегодня общественные организации, которые считают, что могут отвечать за все общество, и порой довольно успешно давят на местные власти в угоду своим интересам. Из-за этого отменяются концерты, закрываются выставки и так далее…
– Скажу честно, я не воспринимаю цензуру как какое-то пугало. Все зависит от того, какие задачи она решает. Значительная часть моей творческой жизни проходила в эпоху цензуры. И я не чувствую себя пострадавшим, хотя никогда «паркетным» режиссером не был. Ни один мой фильм не был отправлен «на полку». Единственный раз ограничили показ. И то считаю, что сам виноват. Нужно было быть более убедительным. Как это ни парадоксально, но цензура тогда стимулировала поиски новых выразительных средств, подталкивала развитие киноязыка. Условия приводили к мобилизации изобретательности, фантазии режиссера, к поиску новых нестандартных решений. В эпоху цензуры жил Пушкин, в эпоху цензуры расцветал великий советский кинематограф. А что мы имеем сегодня в эпоху вседозволенности? Где Шолоховы и Астафьевы? Где Герасимовы, Бондарчуки и Тарковские?
– Да, наше общество очень переориентировано. У нас сейчас нет героев, у нас есть успешные люди, и самое главное на сегодня – выгода. Вот куда ни придешь, везде со всем сторон, из всех концов, из любой рекламы прет вот это слово – «Выгодно!». Даже в магазине не пишут «Цена снижена», а висит табличка «Выгодно». Понимаете, все сейчас должно быть выгодно. Но счастье заключается в том, что эта зараза охватила не все общество. Есть люди, которым за державу обидно, которые хотят работать ради вот этого самого раскрытия духовного смысла человеческой жизни. Вот что их интересует, а не деньги! Но и в крайности тоже впадать нельзя – деньги нужны, потому что семью кормить надо, детей надо растить, надо им давать образование – это все понятно. Но! Главная цель вот у тех замечательных людей, которые занимаются искусством, все-таки заключается не в рубле.
– Получается, что работа на энтузиазме?
– Да, без энтузиазма тут никак. Но ведь вы посмотрите на режиссерский факультет во ВГИКе – он забит! Конкурс большой. В Санкт-Петербургском университете кино и телевидения тоже все забито. На фоне ажиотажного спроса на профессиональное кинообразование, к сожалению, появились шарлатанские так называемые «киношколы» и «киноакадемии», не имеющие никакого права преподавать. Но доверчивая молодежь и их заполняет и несет туда деньги. Почему? Да потому что кино снимать хочется. Да и конкурсная программа нашего фестиваля каждый год подтверждает постоянный приток молодых кадров в кинодокументалистику. В этом году в конкурсе 10 дебютов. По-моему, даже многовато. Посмотрим на качество...
– А может, документальное кино должным образом не поддерживается государством еще и потому, что режиссеры показывают всю правду, чего в новостях почти нет. Или это уже что-то надуманное?
– Ну, во-первых, про «всю правду». Если документальное кино – это искусство, то «вся правда» преображается в нем в «художественную правду». Кинематографист с камерой в руках становится субъектом той реальной действительности, которую он стремится запечатлеть. Проще говоря, жизнь перед камерой протекает уже иначе. Поэтому в документальном кино мы имеем дело с художественно преображенной, но реальной действительностью. А «всей правдой» нас до тошноты кормит телевидение. А, во-вторых, этот самый «должный образ» пределов не имеет. Естественно, что всегда хочется больше и лучше. Поддержка оказывается в пределах возможностей.
Да, она недостаточная, но давайте посмотрим, что происходит на самом деле. Взять хотя бы наш фестиваль. Он живет и развивается исключительно благодаря поддержке государства. Ежегодно на отбор представляется более 300 фильмов, и большинство из них снято при господдержке. Хочется больше? Да, хочется. Но для этого нужно, чтобы увеличивался госбюджет. А чтобы он увеличивался, требуется укрепление государства, консолидация общества, его духовное оздоровление. А вот здесь кое-что и от нас зависит. А сейчас давайте откроем 25-й юбилейный кинофестиваля «Россия» и будем смотреть кино.