Дорога в моем детстве
Черная тарелка радио сообщила радостную, перехватывающую дыхание весть: Смоленск освобожден, освобождена Смоленщина, моя родина, моя деревня! И в тот же день летит туда треугольничек письма: отзовитесь, кто жив. Ведь всю войну ни слова не было от вас. … И вот держу письмо оттуда. Держу и боюсь вскрыть. Но ждать мать с работы детских сил не хватило. Живы мои родные, моя бабушка и тетя. Почти цела моя деревня. Почти…
Дорога от Режа до Москвы. Все сплелось, спуталось в один клубок: холод. Голод, переполненные вокзалы и поезда, попытка матери раздобыть нам с сестренкой хоть какую-то еду. Дорога войны в моем детстве. Трудно оторвать десятилетнюю девочку от окна. А мимо окна вагона проносятся сгоревшие деревни, сгоревшие сады, но почему-то местами все какое-то обуглившееся. Все подряд.
— Куда, дочка, едешь? — спросил усатый солдат.
— Домой с Урала. А почему все черно?
— Это «Катюши» здесь поработали, огнем немца выжигали.
Смоленский вокзал той поры — это убежище, битком набитое военными и гражданскими, освещенное внутри редкими коптилками. Мать с сестренкой сидят на полу у стены. Сестра больна, не вынесла дороги, простыла, горит вся. Детская нужда заставила выйти в ночь с вокзала. И тут я впервые увидела, как два прожектора, пошарив по темному небу, вцепились в немецкий самолет. Защелкали зенитки, стали рваться бомбы, сброшенные с немецкого самолета. Нет, не на вокзал, но близко. Земля при каждом взрыве сильно вздрагивала, а я, парализованная страхом, наверное, кричала. Вдруг мои ноги оторвались от земли. Кто-то схватил меня поперек тела, поднял в воздух и понес. Кончилось это перемещение по воздуху легким шлепком. Солдат, добрый, внимательный, подарил на прощание кусочек сахара.
И снова дорога. Теперь на попутках, ведь еще впереди: где солдаты на машине подбросят, а где возчик не откажет в помощи. Я рассматриваю надписи на столбах у обочины дороги: «Мины».
На ночлег приютила крестьянка. Ей повезло — изба цела. Я до сих пор уверена в том, что люди на Смоленщине особые, добрые, щедрые на человеческое тепло, с поразительной чуткостью к чужой беде. Эта женщина обогрела нас, накормила и в дорогу еды дала. А спали мы на самом хорошем месте — на теплой печи. Это был рай.
И вот уже до дома, но уже вечер, темно. Упрашиваю маму отпустить меня одну, ведь дома не знают, что мы в дороге. С горем пополам, но отпустила. Развилка дорог. Куда же свернуть? Закрываю глаза, кружусь на месте: где остановлюсь, по той дороге и пойду. Открыла глаза — передо мной дорога. Будь что будет, пойду. Чавкает снег, ноги мокрые до колен, но все внимание вперед, где темным пятном виднеется какое-то здание. Школа! Значит, правильно иду. Подхожу к дому, детские силы на пределе. Тихо открываю дверь, вхожу и сажусь у порога на пол. Слышу бабушкин голос: «Внученька». В крестьянской семье не принято выражать радость визгом и бурным многословием. Радость — это тепло груди, к которой тебя прижимают, это добрые руки, которые никак не хотят отпустить от себя… К обеду следующего дня и мама с сестренкой были дома.
Антонина ШУМКОВА, Реж
Смотрите также:
- Топ-10 вещей, которые нужно успеть сделать до конца лета в Екатеринбурге →
- Самое счастливое время →
- Золотой ледоруб →