Мы без дела не сидели
– Борис Михайлович, как музей радио пережил период ограничений?
– Музей практически не работал, экскурсии не проводились, большинство сотрудников были на самоизоляции, но без дела мы не сидели. За время пандемии сняли около десятка сюжетов, они есть на сайте краеведческого музея. Кроме того, я написал большую статью об Александре Попове, но не как об изобретателе радио, а как о замечательном преподавателе и педагоге. До пандемии на это просто не было времени.
– А как поживает созданный вами музей звукозаписи на ул. Красноармейской, 28?
– Если честно, то в полуподвешенном состоянии. Люди о нём знают, и не только в Екатеринбурге, но даже в Австралии! Де-факто он открыт, но юридически всё ещё не оформлен. Мы работаем по договорённости, бесплатно, посетители вносят любую посильную сумму – исключительно по собственному желанию.
В целом получается так: я зарабатываю деньги на основной работе, а трачу их на музей звукозаписи. Там всё сделано моими руками. Однако сегодня у музея есть сайт, там много хороших отзывов, мы представлены в социальных сетях. На прошлой неделе впервые с начала пандемии провёл экскурсию для семьи из трёх человек.
– Помнится, у вас были большие проблемы с помещением...
– Да, коллекция пластинок и аппаратуры много лет хранилась у меня — в гараже, на даче, в подвале дома, но там не очень хорошие условия для такого рода экспонатов.
После того как пришла идея создать музей, я обращался к трём министрам культуры региона, но помощь получил только от председателя Союза композиторов Свердловской области, дедушки уральского рока Александра Пантыкина. Он живо проникся идеей музея, помог с помещением и фактически спас коллекцию.
Но сегодня нам необходимы новые площади: новые экспонаты поступают постоянно, их уже негде ставить. Я писал по этому поводу в различные структуры, а в апреле даже обратился в администрацию президента России с предложением передать коллекцию в дар государству. Там ответили, что моё письмо рассмотрено и направлено в три инстанции, однако пока каких-то положительных решений не было.
– Но какой-то выход есть?
– Пару недель назад мы встретились с Александром Пантыкиным, обсудили ситуацию и решили, что нужен меценат, который бы интересовался музейной темой и у которого были бы средства. Такой меценат есть (не буду называть его имя), но необходимо, чтобы меня ему представили. Сейчас этот вопрос решается.
Уникальные экспонаты собирали всем городом
– Что представляет собой ваш музей?
– Это более 13 тысяч грампластинок различных эпох, десятки звукозаписывающих и воспроизводящих устройств XIX и XX веков. Есть уникальные экспонаты, такие как, пластинки фирмы «Братья Пате» или компактный патефон времён Великой Отечественной войны, который наши фронтовики слушали в окопах.
Долгое время я интересовался только механической звукозаписью, но в прошлом году расширил формат музея, теперь в нём представлена магнитная запись и всё, что с ней связано. Все почему-то думают, что она возникла в последней трети XX века, хотя первый подобный аппарат – телеграфон – получил золотую медаль ещё в 1900 году на Всемирной выставке в Париже.
В музее выставлены и самолётные магнитофоны, включая чёрный ящик. А если прослушать и изучить все магнитофонные записи, которые передали мне люди (а их – около тысячи!), можно написать новую историю Свердловска! Владельцы первых магнитофонов имели, как правило, радиоприёмники, какие-то песни могли не сохраниться на пластинках, но их сохранила магнитная плёнка.
При этом коллекция постоянно пополняется. Бывает, что приходит человек, приносит коробку пластинок и говорит: если не возьмёте – выброшу на помойку. А там могут быть уникальнейшие экспонаты!
– Музей мог бы стать одним из брендов Екатеринбурга?
– Безусловно! Таких музеев нет сегодня нигде в России, во всяком случае, я о них не слышал. Знаю, что в стране были попытки создать их, например, в Хабаровске коллекционер организовал подобный музей в собственной квартире. Есть также различные виртуальные проекты. Но в большинстве своём любители звукозаписи придерживаются определённой темы: рок, фольклор, джаз, классика.
Я же считаю, что настоящий музей должен охватывать все направления, вплоть до речей наших политических деятелей: Ленина, Сталина, Молотова, Хрущёва. Моя давняя мечта – найти первую советскую пластинку, выпущенную в 1919 году. Во всех каталогах написано, что это был голос Ленина, но это не так! На самом деле первым советским голосом стала жрица свободной любви, русская революционерка Александра Коллонтай.
– Думаете, пластинка могла сохраниться?
– Уверен, что где-то, у кого-то, возможно, в чьей-то коллекции или в архивах она есть. Хочу отметить, что в 1918 году в России не было записано ни одной пластинки, но потом большевики спохватились, что теряют огромные агитационные возможности. Первые советские пластинки имели сугубо пропагандистский характер. Записывались речи Ленина, Троцкого, Зиновьева. Причём Ленин сохранился, а Троцкий и Зиновьев – нет. А всё потому, что многие пластинки становились политически неблагонадёжными. Хотя было бы очень интересно услышать голоса этих людей.
– Могли бы вы оценить вашу коллекцию в денежном эквиваленте?
– Нет, даже не пытаюсь, для меня она бесценна во всех отношениях, ведь это дело всей моей жизни. Но если она будет лежать мёртвым грузом, смысла в ней немного, она должна работать на людей. Именно поэтому я готов передать её в дар государству. Оставлю себе на память несколько аппаратов, которые мне особенно дороги, остальное пусть станет достоянием общества. Я готов подготовить специалистов, экскурсоводов, но люди должны получать за свою работу зарплату.
Голос победы звучал с Урала
– Недавно Екатеринбургу было присвоено звание «Город трудовой доблести». Для вас, человека, помнящего войну, это важно?
– Очень важно. Трудовая доблесть Свердловска – это огромная тема: промышленная, культурная, военная, медицинская (по сути, у нас был город-госпиталь), всего не перечислить. Но я хотел бы остановиться на том, что мне особенно близко, – на радио.
Когда началась война, мы оказались в центре страны. В августе 1941 года на запад от Москвы не было советских радиостанций, так как всю территорию оккупировали немцы. В столице и около неё было три мощнейших станции, но они стали маяками для немецких самолётов, поэтому были переброшены в разные концы страны.
А на востоке, куда фашистской авиации было не добраться, было всего две мощных станции – в Свердловске и в Новосибирске. Но Новосибирск далеко, а у нас был большой опыт работы в связке с Москвой. Представьте, вы летите над Северным полюсом, глазом зацепиться не за что, магнитный компас не работает. Пилоты ориентировались исключительно по пеленгу радиостанций. Именно поэтому в начале войны мы оказались центром советского радиовещания.
– И именно поэтому к нам был направлен Юрий Левитан?
– Совершенно верно! Голос Левитана требовался людям каждый день. Если вдруг куда-то по техническим причинам не поступали сводки Информбюро, у людей начиналась паника. Естественно, уральская командировка Левитана держалась в строжайшем секрете, могло даже не быть письменного приказа – только устный. Напомню, что Гитлер называл его личным врагом №1, Иосиф Сталин был только на втором месте! А вот Геббельс мечтал не уничтожить, а взять Левитана в плен, чтобы, когда Германия победит, об этом объявил сам Юрий Борисович…
– Статус «Города трудовой доблести» нас к чему-то обязывает?
– Несомненно. Мы воздвигнем стелу, которая будет напоминать приезжим о нашем статусе, создадим музей. Наверное, необходимо установить мемориальные таблички: в таком-то здании было такое-то предприятие, выполнявшее такие-то военные заказы. Но я считаю, что самое главное – не забыть про ветеранов войны и труда, про тех, кому мы обязаны этим высоким званием.