Утюг на могиле. Уральский философ об изменении поминальных традиций

День поминовения было принято проводить радостно и непременно с рыбными блюдами, в том числе с пирогами. © / Из личного архива

Похоронные и поминальные обряды не выдержали коммерциализации. Но глубинные традиции искоренить невозможно. Об этом мы беседуем с кандидатом философских наук, исследователем традиционной культуры Андреем Бобрихиным.    
   

Пассивная память

Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Андрей Анатольевич, прекрасно помню, какие обряды и традиции сопутствовали похоронам и поминкам в советское время. С тех пор всё кардинально изменилось. Под влиянием чего?

Андрей Бобрихин:  Никакая традиция не выдержит натиска коммерциализации. Один мой коллега – антрополог-этнограф – написал книгу о современном похоронном бизнесе и… его за это побили. В прямом смысле слова. Похоронный бизнес – высокоприбыльный, очень закрытый. И, понятно, он диктует свои условия. Как, впрочем, и свадебный бизнес, к примеру. Свадебные обряды тоже меняются – сценарии, написанные в офисе компании по организации праздников, подавляют те, что были когда-то в головах бабушек. Так что людям предлагается (если не сказать – навязывается) то, что приносит выгоду, под что есть аниматоры, артисты. Будут такие гробы, производство, которых выгодно, и так далее. Так что, да, все традиции рушатся. Но в деревнях, где нет таких «монстров», они всё же сохраняются. Я, к примеру, видел видеозаписи деревенских свадеб, первая часть которых – современная, светская, а вторая – традиционная.

Есть такие понятия – активная и пассивная память. Активная память – люди помнят и производят, пассивная – только помнят. Мы в своих экспедициях чаще всего, конечно, сталкивались с пассивной памятью, когда люди, некогда участвовавшие в похоронных обрядах, скажем, в 40–50-х годах прошлого века, подробно нам о них рассказывали. Записывали даже совсем древних старушек, которые рассказывали о похоронных традициях 20–30-х годов.

Повторюсь, до сегодняшнего дня похоронные традиции не дошли, но не вследствие естественного угасания, а под мощным натиском бизнеса.

– Традиции подготовки к уходу из жизни сегодня ведь тоже мало кто следует?

– Трудно сказать о сегодняшнем дне. Но во время экспедиций в каждой деревне женщины почтенного возраста, разговаривая со мной, показывали своё смертное «приданое»: одежду, мыло, кольца… Словом, определённый набор для коммуникации с загробным миром. Его собирали и в русских, и в марийских, и в самоходских сёлах. Самоходы – это бывшие белорусы, которые приехали сюда в начале XX века после принятия столыпинской реформы. Их сразу записали русскими, и, конечно, только фонетически чуткий человек определит по говору, что они не из Вологды, Вятки или, к примеру, Тулы, а белорусы. Хотя в качестве таковых они давно уже себя не идентифицируют.

   
   

Одна из моих статей, посвящённая символике поминальных обрядов, как раз была построена на сравнительном анализе старожилов – белорусов, марийцев и русских.

– Эта символика отличается?

– Марийцы – отдельная история, а у русских и белорусов (отчасти и украинцев, которые живут в Верхней Салде, Нижнем Тагиле) не сильно отличается. Если смотреть более детально, то отличается у русского севера и русского юга. Скажем, у населения юга России и белорусов поминальный акцент смещается к Троице (Духову дню), на Семик (его ещё называют «троица умерших»), то есть к началу лета. На Радуницу же никаких особых ритуалов не проводится, разве что кладбище посещают. На севере же России, наоборот, один из главных дней поминовения усопших – Радуница.

Фото: Из личного архива

Кстати, раньше усопших поминали рыбным пирогом. Это самое главное, семантически переходное блюдо из мира живых в мир мёртвых. Рыбные блюда вообще считаются ритуальными, обрядовыми в любых переходных состояниях – хоть на свадьбу, хоть на похороны. Скажем, старообрядцы Красноуфимского района готовят ритуальный рыбный пирог с особым настроением.

Но, так или иначе, самое главное, что день поминовения – это радостный праздник.

Период «свиданий»

– Неужели?

– Смотрите, на подготовку к смерти у человека была вся жизнь, а основное событие, связанное с ней, – это всё-таки похороны. Как правило, прощание длилось три дня, хотя в некоторых сёлах под влиянием ислама люди старались управиться за один день. Но, как правило, это именно три дня. Есть даже присказка: первый день – на лавке, второй день – в гробу, третий день – на улице. Потом, как мы знаем, идут девятый и сороковой день, которые привязаны к дате смерти человека. А вот потом идут специальные поминальные дни, к примеру, Радуница, Троица, общие для всех поминающих.

Так вот, поминальные обряды имеют глубокую психологическую основу. Их смысл – установить взаимоотношения между живыми на земле, недавно умершими и хозяевами загробного мира. Что касается недавно умерших… мы их любим, но они не должны к нам приходить. Мы их радостно встречаем только в специально отведённые дни – дни поминовения. Радостно встречаем и радостно же провожаем – всем своё место и своё время. И поэтому люди радуются этому непродолжительному периоду «свиданий». В разных народах (и у русских, и у марийцев, и, к примеру, у старообрядцев) есть традиция: люди идут на кладбище и говорят: «Иди ко мне, приходи в гости». А потом, провожая, даже разбивают поминальную посуду, разбивают мебель, на которой «гости» сидели. И, открывая печь, кричат в заслонку: «Всё, уходи, до свидания!» Печь тоже считается переходным предметом.

Люди идут на Троицу в церковь и берут с собой охапку травы. Ни в одной канонической книге про это не написано, как, впрочем, и про различные «водные процедуры» на Троицу, на Купалу. Это всё идёт из глубокой архаики.
Но бывает, что усопшие родственники приходят в неурочное время. Во сне, например. Или человек видит, что вещь была в одном месте, а оказалась в другом, и понимает – предки беспокоились, приходили. Бывает, что усопшие приходят за кем-то, к примеру, муж за женой. Как их выгоняют – отдельная мистическая история. Скажем, женщина рассказывала, что за ней приходил муж, никак не могла она от него избавиться.

Ситуацию разрешила свекровь – посадила визитёра попой на горячую плиту, больше он не приходил. Другая история: отец семейства умер, мама с маленькими детьми жила в Ревде. И вот она жалуется своей матери, которая жила в Красноуфимском районе, мол, дети всё время болеют, плачут. Та заказала молебен, чтобы папа деток больше не беспокоил.

То есть у народа всё время идёт коммуникация с загробным миром. Скажем, многие считают, что на похоронах с покойником нужно говорить, и в дни поминовения с усопшими нужно говорить (они же приходят пообщаться), нахваливать, как они живут, чтобы покойный не беспокоился и не приходил.

– Многие и сегодня на кладбище разговаривают с усопшим родным человеком. Меня это, признаться, смущает.

– Да, это сохранилось. А вот плач уходит, нет традиции передачи этого жанра. Дело в том, что похоронные обряды этнографы, фольклористы стали записывать очень поздно, при том что это очень глубокие традиции. Хотя среди наших записей, сделанных в экспедициях, есть немало плачей. Это же психотерапия в чистом виде! Были специальные плакальщицы. У них нет записанных форм, но каждая из них знала свои плачи. Они очень метафоричны: сначала образы грозового неба, буйного моря, потом, к концу, тональность плача меняется – буря стихает. Структура абсолютно понятна – сначала эмоциональный разгон, а потом переход к плавности, покою.

– Едва ли сегодня можно найти «профессиональную» плакальщицу. Но ведь и многие поздние традиции канули в Лету. С детства помню, как в последний путь «провожали всем двором».

– Да, во дворах на табуреточках ставили гроб, чтобы все могли проститься с усопшим. Или идёшь из школы, а по дороге – гвоздики, хвойные веточки… Совсем недавно это было. И даже духовые оркестры на похоронах воспринимаются как архаика, несмотря на то, что это не очень старая традиция. До их появления на похоронах было единственное музыкальное сопровождение – плачи. Причём женщины в сёлах помнили их вплоть до конца 90-х, начала двухтысячных годов. Их ещё можно было слышать.

Фото: Из личного архива

– А какие поминальные традиции, на современный взгляд, самые странные?

– На севере области, в Таборинском районе, например, на могилу ставили угольный утюг – даже фотографии сохранились. Его использовали в качестве кадила, кладя вместе с углём пряные травы. Но это крайне редкая история, и я горжусь, что мне удалось её зафиксировать.

Крепкая скрепа

– Многие обряды, о которых вы говорите, густо замешаны на мистике. И это не мешает людям одновременно чтить православные традиции поминовения. Как это получилось?

– Всё просто – у нас так называемое двоеверие. Перефразируя известное выражение, поскреби православного – найдешь такие глубины… Скажем, люди идут на Троицу в церковь и берут с собой охапку травы. Весь храм усыпан травой. Ни в одной канонической книге про это не написано, как, впрочем, и про различные «водные процедуры» на Троицу, на Купалу. Это всё идёт из глубокой архаики. Как и многие другие поверья.

Вот загадку вам задам. Если птица в окно постучит – это?

– К покойнику в доме!

– Ну вот! И многие, кстати, вспоминают, что так и было. Дескать, умер близкий человек, а накануне сорока билась в окно или синица в дом залетела.

Православие, византийское христианство вобрало в себя в качестве мифологем, архетипов, народных мифов какие-то вещи, связанные с конкретными территориями – Междуречьем, Израилем. К нам оно пришло уже с каноническими книгами, но при этом осталось нечто народное, архетипичное. В итоге православие сохранилось у нас как диалог греческой и древнерусской мифологии.

– Если сегодня похоронными обрядами правит бизнес, выходит, эта часть культуры развиваться уже не будет? Тупик?

– Смотрите, мы красим на Пасху яйца – не думаю, что это когда-нибудь уйдёт из нашей жизни. Краска для яиц, куличи сегодня накануне праздника появляются в каждом супермаркете – бизнес подстроился. И если он найдёт более «вкусные» маркетинговые ходы, он начнёт перетаскивать традиции на себя. Предположим, вместо цилиндрических появятся конические куличи, и посыпаны они будут не цветной стружкой, а чем-нибудь экзотическим. То есть глубинные вещи останутся, а формы воплощения будут меняться. Можно ли назвать это тупиком? Думаю, нет.

– Во вторник, 25 апреля, – день поминовения усопших – Радуница. Как людям к нему подходить?

– С душой. Если рядом есть могилы близких, стоит посетить кладбище, прибрать могилки, принести цветы. Дома помянуть с родными тех, кто ушёл из этой жизни, может быть, достать фотографии усопших, посмотреть, вспомнить… Разве кто-то может диктовать человеку, как провести день поминовения?

Как-то у меня была классная экспедиция – я ездил записывать фольклор на Дон, к казакам. В день Троицы мы переезжали из одной станицы в другую, по дороге было кладбище, одна пожилая женщина попросила остановиться. Подошла к могилке, очистила и покрошила яйцо, всплакнула (я всё это записал на видеокамеру), после чего вернулась в автобус. Оказалось, там была похоронена её дочь – нет ничего печальнее, когда родители приходят на могилку к ребёнку. Я к чему это рассказываю? К тому, что это яркий пример спонтанного поминовения – от сердца, от души.

Хорошо бы в день поминовения взять с собой на кладбище ребятишек. Память о предках – это самая что ни на есть крепкая пресловутая скрепа. К тому же, повторюсь, день поминовения – светлый, радостный день.