«Нынешний писатель потерял социальность, он уже не является «инженером человеческих душ», учителем жизни, к нему не обращаются за каким-то высшим советом – он не гуру», - говорит писатель Алексей Иванов.
В Свердловской областной библиотеке для детей и молодёжи имени В.П. Крапивина Алексей Иванов встретился с читателями и рассказал…
...о новом романе
«Пищеблок» - роман, без ложной скромности скажу, не самый простой, хотя, на первый взгляд, чего проще - пионерский лагерь, вампиры и так далее. Дело в том, что «Пищеблок» можно рассматривать на нескольких уровнях. Первый, самый понятный, жанровый – его можно сравнить со слэшером, есть такой жанр в кино, определяющий подростковый ужастик. Второй уровень – идеологический. Для того чтобы понять о чем роман, надо в его объяснении слово «вампиризм» заменить на слово «идеология». Вампиризм в этом романе устроен по тому же принципу, по которому устроена идеология в любом государстве. Ну и, наконец, есть третий, самый глубинный слой романа. У российского философа, историка Ильи Носырева есть книга «Как идеи превращают нас в рабов», которая посвящена новой науке – меметики, которая рассматривает существование неких информационных комплексов, как живых существ. И эти комплексы существуют по тем же стратегиям, по которым существует любой биологический организм. И в этом романе есть три таких организма-идеи – информационных комплекса: вампиризм, комплекс советской идеологии и живое, непричесанное детство. Как эти комплексы взаимодействуют друг с другом, как один хочет доминировать над другим при помощи третьего – этот пласт можно назвать заумью, но он в этом романе существует.
«Пищеблок» относится к новому формату культуры – метамодернизму. В чём его суть упрощенно? Представьте, что вы разорвали куклу, а потом пришили ноги к голове, голову к животу, руки вообще невесть куда – это то, что делает с культурой постмодернизм. А метамодернизм говорит, мол, мы не хотим ничего рвать и пришивать заново, нам нравится так, как было, мы ещё не наигрались, мы хотим еще сыграть в эти форматы, но на другом уровне сложности. И с этой точки зрения, роман «Пищеблок» - обычный пионерский роман, но воспроизведенный на новом уровне сложности, с учётом технологий XXI века.
...о своих «детях»
Пусть это выглядит не скромно, но если бы я считал, что что-то сделал плохо, я бы не выпустил это произведение к читателю. Поэтому мыслей по поводу того, чтобы переписать какое-то произведение у меня не было, не считаю это необходимым. Таких мыслей у меня не может быть по определению. Точно также, как не могу назвать своё любимое произведение. Их нет и быть не может. Представьте, что у вас десять детей. Вы же никогда не скажите, что у вас любимый третий, потому что он отличник по математике, и седьмой, потому что он красивый. А нелюбимые – пятый, потому что хромой, и девятый, потому что гриппом заболел. Нет, любимые у вас все, но каждый по-своему. Так же и я отношусь к своим произведениям.
У человека, который нашёл себя, нет хобби
...о фантастике
Для меня фантастика была явлением возрастным, я его пережил. Но она осталась для меня ни, как жанр, а как приём, который я использую. Поэтому фантастических элементов у меня в творчестве навалом, несмотря на то, что собственно фантастических произведения я уже не пишу.
Некогда лидеры этого жанра относились к фантастике, как к инструменту познания действительности. Более того, им казалось, что и аудитория воспринимает фантастику точно также. Оказалось же, что подавляющее большинство публики от фантастики требует лишь развлечения. И со временем фантастика у нас утратила своё социальное звучание, она деградировала до жанровой литературы, причём второстепенного качества, так как лидерами были западные писатели, которые придумывали и сюжеты, и форматы. В итоге фантастика в России превратилась в некое гетто, где отлично можно существовать, имея и аудиторию, и заработок. Но находится там мне не интересно. Поэтому из фантастики я ушёл и по объективным, и по субъективным причинам. Более того, я не читаю современную фантастику – мне это мучительно скучно. То, что было в советское время – на голову выше. Говорю это, не потому что постарел, и считаю всё прежнее лучше, а нынешнее хуже, просто это объективно так, и я могу судить уже с точки зрения профессионала в литературе.
...о самоцветах
Сегодня главный мой интерес и главная моя любовь – это история российского речного флота. В первую очередь, это Волга и Кама.
Кроме того, есть несколько тем, которые я бы хотел развивать. Например, мне очень нравится история про научную радиевую экспедицию 1911-1912 годов, которую возглавлял академик Вернадский. Вся эта история завязана на Ильменские горы, на копи, на самоцветы. А какие там любопытные персонажи были! Скажем, был самоцветчик, который приспособился определять камни… по вкусу. Как можно отличить по вкусу топаз от рубина? Тем не менее, человек умел это делать. Напишу ли я об этом? Не знаю.
Кстати, о самоцветах. На самом деле, существуют две магии самоцветов, причём, обе представлены в Свердловской области. Одна своими корнями уходит в финно-угорское языческое прошлое, это магия окрестностей Полевского, и заключается она в том, что драгоценные камни – священные. А другая магия сосредоточена в районе Мурзинки, она уходит корнями в русскую народную культуру земледелия. Здесь камень был связан с сельскохозяйственными практиками, считалось, что камень – это земной плод, который принадлежит тому, кто его нашёл. Существовала, например, практика запекания топаза, когда из обычного он превращался в золотистый, медовый, что уподобляло камень какому-то продукту – такая аграрная магия. Это очень интересная сюжетная и культурологическая тема.
...о дятловцах
Вот у Бажова мощная культурологическая база. Его можно прочитывать и с христианской точки зрения, и с языческой, и с финно-угорской, и с башкирской, и с русской. То есть Бажов подлежит бесконечному прочтению, причём каждый раз в новом виде. А история группы Дятлова не подлежит прочтению, она подлежит дофантазированию. Дофантазирование без культурологической основы – такие истории мне не интересны. Кроме того, мне кажется Анна Матвеева в своей книге («Перевал Дятлова, или Тайна девяти» - Ред.) объяснила всё, и я не представляю, какие загадки из этой истории ещё можно вынести.
...о предназначении
Прирождённый фотограф, видит мир, как ряд фотографий, которые можно сделать. Журналист – как ленту новостей. Вор – как большой карман, в который можно залезть. Но если вы прирождённый писатель, то видите этот мир, как «сборник» историй, которые можно рассказать. Я всегда, сколько себя помню, видел мир, как истории. Несколько лет назад откопал у себя исписанную примерно на треть ученическую тетрадку, на обложке которой было написано: «Три робинзона. Фантастический роман. Алёша Иванов, 6 лет». То есть уже в этом возрасте я ощущал себя писателем. Как говорится, у человека, который нашёл себя, нет хобби – это про меня.
...о герое нашего времени
«Географ глобус пропил» – это не про педагога, это про героя нашего времени. В современности же, я считаю, произведение про героя нашего времени невозможно. Мне представляется, что герой нашего времени – это такой культурологический тип, такой персонаж, внутренняя драма которого совпадает с основной драмой эпохи. Но, чтобы проиллюстрировать собой эту драму эпохи, нужно чтобы общество сформулировало, что же ею является. Пока общество не сформулирует в чём его основная драма, проблема, в культуре не может родиться тип героя нашего времени. А современное общество не понимает свою главную проблему. Почему? Потому что сегодня оно само собой не интересуется.
...об интернете
Алексей Иванов объяснил количество версий трагедии перевала Дятлова 
Фильм уральского режиссёра с участием Алексея Серебрякова ждут в Каннах 
Бумеранг добра. Уральскому пенсионеру помогли всем миром 
Телевизор и однообразная работа. Что и как ведет человека к слабоумию 
Зачем экономисту шахматы? Один из ведущих вузов Урала сделал «ход конём»