«Чем дальше человек уходит от природы, чем самоувереннее считает себя «пупом земли», тем он больше теряет», – уверен заслуженный художник РФ Геннадий Шуршин.
Удивительные люди
Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Геннадий Васильевич, как вы, по сути, москвич, декан факультета знаменитой Суриковки, участник всевозможных (в том числе международных) выставок стали сельским жителем?
Геннадий Шуршин: В своё время супруга купила этот домик в селе Чусовое, история которого связана с демидовским железоделательным заводом, как творческую дачу. Мы приезжали сюда на летние и зимние каникулы, а завершив работу в институте, окончательно переселились сюда. Я провинциал в душе, и Москва, несмотря на то, что я прожил там 30 лет, так и не стала мне родным городом. А вот село стало родным. Меня больше волнуют тихие места, связанные с природой, там я чувствую себя лучше, а город с его урбанизацией, загруженностью для меня чужой.
К тому же отношения между людьми в городе и в селе значительно отличаются. Сельчане не зациклены на «престиже» в любом его проявлении, их общение естественнее, открытее, искреннее, думаю, за счёт близости с природой. Неспроста же сегодня многие приходят к тому, чтобы бросить городскую жизнь и уединиться в сельской местности. А в Чусовом живут удивительные люди, о каждом можно вести бесконечный рассказ. Вот, например, Борис Петров (мы его зовём «Шаман»): уральский фестиваль сплава «Чусовая России» – его заслуга. Он поэт, автор очень хороших песен и про Шалю, и про Чусовую.
– А почему Шаман?
– Он чудесные вещи творит с иван-чаем: и заварка восхитительная, и настойка. Колдун немножко.
Всё та же близость к природе побуждает человека сохранять всевозможные умения, промыслы, ремёсла, восстанавливать забытые традиции. Вот, скажем, на открытии моей выставки в Свердловском областном краеведческом музее играла на балалаечке директор нашего сельского дома культуры Ольга Симакова, так она вместе с дочерьми плетёт изумительные вещи из ивовых прутьев.
«Никого не обманешь»
– На этой выставке, помимо живописи, представлены и ваши авторские плакаты.
– Так ведь я по образованию плакатист, поскольку окончил графический факультет Суриковского института по направлению «политический плакат» – тогда, в советские времена, это так называлось. Этим первое время после института я и занимался, в Москве при ЦК КПСС было крупное издательство, которое так и называлось «Плакат». Хотя я абсолютно аполитичен и занимался этим исключительно ради заработка.
– Плакат – это всегда заказ?
– Конечно, заказ. В отличие от других картин, которые вы видели на выставке, – вот они написаны для души.
Но плакатное искусство и сегодня актуально, потому что есть такие темы, которые не выразить ни в живописи, ни в графике. Кроме того, это очень мобильный жанр. Много времени на исполнение плаката никогда не даётся, да этого и не нужно: плакат позволяет быстро откликнуться на тему, волнующую людей, автора или заказчика. Хотя сегодня политика в этом жанре отходит на дальний план, лидируют реклама и афиша как разновидность плаката. В рекламе я никогда не работал, а опыт афиш фестиваля «Чусовая России» имею.
Те идеи, которые я отражал на плакатах советских времён, сегодня уже не актуальны, не котируются. Зритель пошёл толковый, и прямолинейные, лобовые темы уже не работают. Взять, например, мой плакат «Я в рабочие иду» – сейчас этим уже никого не обманешь: если зарплаты мизерные, никто в рабочие не пойдёт. И, вообще, плакат для меня – дело прошлое.
– Сегодня вас больше привлекают природа и человек, живущий с ней в гармонии?
– Совершенно верно. В первый же год нашей оседлой жизни в Чусовом я сделал здесь выставку, признаюсь, не ожидая, что она привлечёт такое внимание местных жителей. Думал, они ведь всю эту красоту – в оригинале – видят изо дня в день, живопись же в данном случае вторична, это своего рода «копия». Но я ошибся. Полагаю, что посредством моих работ сельчане обратили внимание на сюжеты, которые им давно примелькались. Практически все работы с той выставки я с удовольствием раздарил.
– Раздарили? Коммерческая жилка – это не ваша история?
– Нет. И в советское время крайне редко бывало, что художник жил своим творчеством. Моя логика какая? За бесценок продавать свои работы всё-таки не хочется, а та цена, которую ты можешь назвать, для простого человека слишком велика. Поэтому… лучше подарить.
Хорошие пейзажи ценились во все времена и будут всегда цениться. Другое дело, что сегодня очевидна тенденция к фотографичности, отдельные художники вместо истинной живописи исполняют «увеличенную фотографию», привязываются к «натуральности» пейзажа, тем самым обезличивая его. Приведу пример. Если из прошлого века взять, например, Шишкина и Левитана, то во все времена большинство привлекал всё же Левитан, потому что в его работах присутствовала авторская мысль, авторское видение, читалось внутреннее состояние художника. Согласитесь, Левитан гораздо глубже, интереснее, его работы откладываются в сознании. «Над вечным покоем», «У омута» – зритель не может не оценить их психологическую глубину.
«Всё заметней душа…»
– В России во все времена (и современность не исключение) было очень много достойных, хороших художников, не чета мне. Но, повторюсь, излишняя фотографичность и в пейзаже, и в портрете несколько снижает общий уровень изобразительного искусства. Да и креативность (это слово сегодня любят) далеко не всегда синоним творчества, недаром к художникам, стремящимся утрированно выпятить свою «индивидуальность», всегда относились с настороженностью. Во всём предпочтительнее разумный компромисс.
А что касается граффитистов, то этот жанр сегодня актуален, и если художник относится к своему творчеству серьёзно, он вызывает уважение. Это достойный, интересный вид искусства, обогащающий городскую среду.
– Я обратила внимание, что многие ваши живописные работы сопровождают стихи. Чьи?
– Тончайшая лирика уральского поэта Алексея Решетова. Замечательный, глубокий поэт! Его книгу в своё время подарил мне, к сожалению, уже ушедший от нас художник Юра Филоненко, который её иллюстрировал. И так меня Решетов зацепил! Я его книгу, как Библию, на столе держу. Понятно, что я не мог не написать к его стихам свои образы. Эту серию я начал, когда поселился в Чусовом, в Москве для этого чего-то не хватало. Так и родились «Зимовье» («Хорошо у огня на Крещенье… А могилу копать тяжело»), «Невесёлое вино» («Сколько гроз пролетело, наши кельи круша. Всё прозрачнее тело, всё заметней душа…»), «Проводы» (Я не знаю, как там меня встретят, но проводят меня хорошо…») и другие работы.
– Это не случайно. Решетов такой. Я, например, когда читаю его стихи дочери, та говорит: «Опять ты в пессимизм ударился». А я считаю, это не пессимизм, это глубина познания жизни. От смерти никто ещё не уходил, жизнь наша бренна и слишком коротка, и нет такого человека, который об этом бы не думал. Но в этих мыслях, в предчувствии нет обречённости, в этом – философия, попытка поиска смысла жизни. Хотя, вообще, сколько человечество живёт, столько и пытается найти ответ на вопрос: «В чём смысл жизни?» Никто ещё не ответил. Я в том числе. Единственное, в чём я твёрдо убеждён: счастье человека не в богатстве, мы голыми рождаемся и голыми в землю ложимся. И ещё я уверен в том, что чем дальше человек уходит от природы, чем самоувереннее считает себя «пупом земли», тем он больше теряет.
– А вы счастливый человек?
– Я считаю, что да.
На Среднем Урале обнаружили очередной подлинник Рубенса 
«Большое искусство – это космос». Когда в театре оживают куклы 
Алиса Прудникова рассказала, что даст ЭКСПО-2025 современному искусству