О том, как работали специалисты в мозговом центре уральской медицины – больнице скорой медицинской помощи, мы беседуем с доктором медицинских наук, профессором УГМУ Валентиной Лисиенко.
– Валентина Михайловна, неоднократно приходилось слышать, что ликвидация Городской клинической больницы скорой медицинской помощи – одна из самых трагичных страниц истории свердловского здравоохранения. Вы с этим согласны?
– Я бы сказала ещё жёстче: это кошмар, дьявольщина какая-то. Непонятно, кому могло прийти в голову уничтожить не просто здание (хотя его тоже жаль), а коллектив мозгового и практического центра, лучшего не только в нашей области, но и в Советском Союзе. Эта больница – моя любовь, моё начало, мои учителя, пример лучшего, что может быть в медицине. А какие имена связаны с этой больницей: основатель уральской школы хирургов Аркадий Тимофеевич Лидский, отец уральской школы кардиологов и терапевтов Борис Павлович Кушелевский, профессор, хирург Моисей Израилевич Сахаров, Юрий Леонидович Мартынов, который был главным врачом больницы на протяжении 35 лет… Всех и не перечислить.
[left_news: 3681865 {title: Новость по теме}]Эту больницу отличал особый дух и практические деяния, которые спасали больных, высокие требования к молодым специалистам, их обучение, знание руководством клиники каждого человека, который в ней работал. Это была большая семья. И, повторюсь, мозговой центр – все практические врачи были обязаны заниматься научными разработками. К слову, Мартынов, как и многие светила медицины того времени, настороженно относился к понятию «узкий специалист», хотя специализация, конечно, существовала.
А сколько кафедр было открыто в этой больнице! Сейчас вот кафедры медицинского университета выгоняют из больниц. Спрашивается, где студенты будут практиковаться, где будут смотреть больных, где они будут учиться что-то понимать в медицине?
– Почему к узким специалистам было настороженное отношение?
– Потому что надо лечить больного, а не болезнь. Меня так учили, и я до сих пор убеждена в верности этого принципа. Врач, а тем более хирург – профессия творческая.
Будучи специалистом узкого профиля, как можно было работать в больнице, куда везли самых тяжёлых больных? Мы принимали по 50 и больше больных в сутки, присесть было некогда, мы, без преувеличения, падали с ног. Однажды я писала какую-то справку, и у меня буквально отключилось сознание, помню, слышала сквозь сон: «Не будите доктора, пусть она хоть немного отдохнёт». Вот такая нагрузка была. При этом мы занимались научной работой, участвовали в конференциях. Это была мощная профессиональная школа. При этом мы никогда не получали больших денег, нам не доплачивали, к примеру, за дежурства – лишнего платьица к празднику точно не могли позволить себе купить, но мы были счастливы, добры, веселы и всех любили. Мы не думали о морали, но она была.
В наше время такое невозможно было даже представить. Какая у нас была потрясающая детская хирургия! Мы всё умели. А сердечная хирургия какая была! Впрочем, в медицинском университете и сегодня очень сильная хирургическая кафедра.
– Вы были родоначальником лазерной хирургии в нашей области…
– Не стала бы говорить «родоначальник», но, да, я внедрила эту технологию на Урале. В нашем регионе она в то время ещё не была освоена, хотя в Москве уже работал Научный центр лазерной медицин. Помню, в конце 70-х годов Василий Николаевич Климов (ректор Свердловского медицинского института в 1962–1983 гг. – Ред.), который знал меня со студенческого детства, когда я заявила, что займусь лазерным скальпелем, сказал: «Ты что, с ума сошла? Вдруг что-нибудь случится? Брось эту идею!»
Я проходила специализацию, изучала технологию в Центре лазерной медицины, который стал моим вторым домом. А потом вернулась в Свердловск и провела первые операции, а самую первую у нас проводил хирург Центра лазерной медицины Евгений Иванович Грехов, которому я ассистировала. Помню, это было удаление опухоли пищевода.
– Она была по тем временам прорывом в медицине?
– Как минимум большим, значимым новшеством. Ну вот представьте, у нас появилась возможность проводить бескровные, малотравматичные операции. Кроме того, лазер ведь оказывает обезболивающее действие. У него множество преимуществ. Поэтому он до сих пор активно используется в медицине.
– К слову, о спонсорах. Финансирование медицины играет большую роль в её развитии?
– Одну из ключевых. Стабильное финансирование – это и внедрение новых технологий, и современное оборудование, и обеспеченность больниц (в том числе персоналом), и возможность совершенствоваться врачам, возможность посвящать себя медицине и заниматься наукой… Я помню тяжёлые времена, когда мы не могли покупать новые лазеры и ремонтировать те, что уже имели, – спасибо уральским учёным, которые поддерживали их в работоспособном состоянии. Я помню времена, когда мы «лишнее» лекарство не могли купить. Помню и то, как у меня пять врачей оставили медицину и ушли торговать – ездили за границу за вещами и здесь их продавали. Им нужно было кормить, одевать, учить своих детей. Это были кошмарные времена, надеюсь, они никогда не повторятся.
– Вернувшись к тому, с чего мы начали разговор… Вы знаете, что в последнее время ведутся разговоры о восстановлении «больницы в Зелёной роще»? Как вы думаете, получится у бизнеса реализовать этот проект?
– Мне трудно об этом судить. В любом случае, тот дух, который был отличительной чертой нашей больницы, не вернуть. Это будет уже другое медицинское учреждение. Так что остаётся надеяться, что хотя бы память об утраченной больнице и о людях, которые в ней работали, будет увековечена. Хотя бы мемориальной доской.