В современной действительности День смеха, который отмечается 1 апреля, кажется неуместным праздником. Но клоун, артист компании «Росгосцирк», ветеран боевых действий Юрий Филатов уверен, что смеху и отдыху есть место даже в самое тяжёлое время. Подробнее читайте на ural.aif.ru.
«Рыжий», губки бантиком
Рада Боженко, «АиФ-Урал»: - Интересно, Юрий Филатов и клоун Юрик – это два разных человека? Когда вы накладываете грим, внутренне меняетесь?
Юрий Филатов: - Да. Конечно, каждый артист настраивается по-разному, знаю множество тех, кто способен перевоплотиться минут за пять, но мне нужно время, чтобы настроится, отключиться от «домашних» мыслей. Кроме того, я вообще не люблю опаздывать и торопиться, поэтому всегда прихожу часа за два до представления.
Один великий человек сказал, что в клоуне живёт три человека: ребёнок, сумасшедший и пьяница. Во мне, конечно, больше ребёнка. И потом я богатый папа, у меня четверо детей, которые принимают участие в моих репризах. Поэтому, несмотря на то, что в моих репризах есть и взрослые посылы, я всё же «детский» клоун. «Рыжий» клоун.
- «Рыжий» – значит, добрый?
- Он может быть разным: и добрым, и проказником, и балбесом, и шкодным, и порой немного глуповатым… Это у «белого» клоуна есть рамки, он всегда должен быть «правильным», а «рыжий», повторюсь, разный. Но при этом я – «губки бантиком»: говоря современным языком, «няшный».
- Если честно, сложно представить, что в детстве мальчик мечтает стать клоуном.
- А я и не мечтал. Всегда хотел быть артистом. Впрочем, сначала я был спортсменом, серьёзно занимался греко-римской борьбой, учился в спортивном интернате. Помню, мы даже с Александром Карелиным в одной раздевалке переодевались. Но по объективным семейным причинам спортивная карьера у меня не сложилась. Перейдя из спортинтерната в «нормальную» общеобразовательную школу, я начал заниматься в драматическом кружке. И мечтал стать артистом.
Хотя… В советское время в стране было три цирковых училища – в Москве, Тбилиси и Киеве (это был 1987 год, и к расколу ещё дело не шло), и втайне от родителей я подал в них заявки (сейчас это называется «резюме»). И из всех трёх мне пришёл вызов. Родители, конечно, были в недоумении, но они всегда поддерживали во мне самостоятельность в принятии решений. Единственное, по их настоянию, выбор был сделан в пользу Москвы – всё-таки (смеётся. – Ред.) на этом конверте стояла самая большая и основательная печать: «Московское ордена Трудового Красного знамени эстрадно-цирковое училище». И я поехал из Новосибирска в Москву. На вступительных испытаниях я читал басню и стихи Ахматовой – для советского 15-летнего мальчика, поступающего на эстрадное отделение, это было очень круто. Но… не впечатлил я тогда педагогов. Провалился.
Но во мне что-то увидел директор программы Георгий Блех. Он предложил клоуну Сергею Ефименко, который искал тогда партёра, взять меня. Серёжа поверил ему на слово, так я попал к нему «на стажировку». Потом была работа в Новосибирске, в Курганской филармонии… Попутно окончил Курганское культпросветучилище по специальности «Руководитель самодеятельных танцевальных коллективов». Потом – два года армии, после чего я сразу же поступил на второй курс в Новосибирское театральное училище (сейчас это Новосибирский государственный театральный институт).
Червячок самолюбия точит
- То есть жизненный путь всё-таки вывел к мечте детства. В какой момент он свернул в сторону цирка?
- Я играл в «Женитьбе» Гоголя, и однажды в зрительном зале оказался клоун Саша Казаков, который после спектакля пришёл ко мне за кулисы и сказал: «Что ты тут делаешь? В тебе живёт клоун!» Это было начало 90-х – сложнейшее положение в стране, сложнейшее положение в искусстве (особенно в театральном), стипендии мизерные, артисты не получали ничего, а у меня были определённые семейные обязательства… Словом, сначала я пытался совмещать, но, когда всё-таки нужно было сделать выбор, остался в цирке. И я в нём уже 30 лет.
- За эти годы ни разу не пожалели о сделанном выборе?
- Нет, не жалел и не жалею. Но, знаете, среди театральных артистов у меня очень много друзей, к примеру, тёплая дружба связывает меня с Питерским Молодёжным театром на Фонтанке, и вообще, питерские актёры очень вдохновляют. Так вот, порой, придя на спектакль, я ловлю себя на том, что думаю: «Я сделал бы иначе, сыграл бы по-другому». То есть внутренний червячок самолюбия точит.
Но, повторюсь, сожаления по поводу сделанного выбора никогда не было. Тем более что мой творческий путь позволил мне встретиться с великими цирковыми актёрами, поработать в программах с мэтрами циркового искусства.
- А «драматическое» образование помогает клоуну Юрику?
- Безусловно. Тем более что сегодня форма традиционного цирка отходит. При таком потоке информации, в том числе визуальной, никого уже удивишь двойным сальто или жонглированием пятью мячиками. Нужно идти в ногу со временем, поэтому мы – и руководство компании, и главный режиссёр, и артисты – пытаемся привнести в программы драматическую линию, создаём что-то среднее между театром и цирком. Не просто дивертисмент – трюк – аплодисменты, трюк – аплодисменты, а программа, в которой всё связывается сквозным действием и героями. То есть стоит задача не просто показать, насколько я ловок и смел, но и дать зрителям возможность вникнуть в смысл происходящего, заинтриговать, привести их к разгадке.
Сложный, тернистый путь
- Как-то в интервью один из педагогов сказал мне: «Учитель начальных классов, как клоун в цирке, умеет всё». Вы действительно умеете всё?
- Если оглянуться назад, то в советское время, да, считалось, что клоун должен уметь всё. Но я в начале своей профессиональной клоунской карьеры в Росгосцирке гнул линию эстрадной клоунады, мини-спектаклей в клоунаде. И был гоним художественным отделом за то, что не использую цирковые жанры. Я же доказывал, что клоун никому ничего не должен: его задача – заполнить паузу. И лбом бился – я буду вот такой. Но со временем я понял, что это неверный путь. Всё-таки цирковое искусство – это не эстрада и не драматическое искусство, король цирка – это трюк. Поэтому замечательно, когда клоун, помимо актёрского мастерства, ещё и исполняет трюки.
Я долгое время работал акробатом на верблюдах, прошёл джигитовочно-жоккейский путь, в 43 года стал канатоходцем, естественно, владею жонглированием – это вообще неотъемлемая часть клоунады. Вот и сейчас в цирке Нижнего Тагила, в программе «Магия великих слов», мы с моим молодым талантливым партнёром Сергеем Медведевым (он в прошлом воздушный гимнаст и замечательный паркурщик) используем много цирковых жанров: и эквилибр, и жонглирование, и акробатику… И это всегда очень хорошо принимается зрителем.
- Вы сказали «задача клоуна – заполнить паузу». А рассмешить?
- Не стоит такая задача. Мы же не массовики-затейники. Задача ковёрной клоунады, в жанре которой я работаю, именно в том, чтобы заполнить паузу, пока идёт подготовка к следующему номеру. Почему «ковёрный»? Потому что раньше у нас был опилочный манеж и ковёр, который после каждого номера нужно было поправлять, подметать. И в этом процессе клоун переключал внимание на себя. Но если при этом он ещё и вызывал смех – это хороший клоун. Однако, повторюсь, задачи во что бы то ни стало рассмешить зрителей никогда у клоуна не было. А вот заинтересовать, увлечь действием, взять на себя всё внимание – это да. И, поверьте, это порой сложнее, чем рассмешить.
И потом, у нас есть замечательный пример Леонида Енгибарова, который далеко не всегда был смешон. Он был лирический клоун, и каждая его реприза заставляла зрителя домысливать, додумывать…
- Вас никогда не обижало, что слово «клоун» принято использовать в негативном смысле?
- Понимаю, о чём вы. «Перестань из себя клоуна корчить!» и так далее. Нет, меня это никогда не обижало, потому что я знаю, что это за профессия, какой это сложный, тернистый труд. Знаю, как сложно найти свою маску, свой характер, найти самого себя. Клоун всегда в творческом поиске.
Из окружения вышли без потерь
- О двух армейских годах вы упомянули вскользь. Между тем это была не просто служба. Амплуа клоуна как-то вам помогло на таджикско-афганской границе?
- На службу я прибыл с чемоданом, в котором лежали клоунский костюм и реквизит. И этот чемодан всегда был со мной. Нельзя сказать, что я там веселился и балагурил, но какие-то штуки, способность к импровизации, да, помогали разрядить обстановку.
После армии, как я уже говорил, я сразу погрузился в творческую атмосферу театрального училища, и это мне помогло быстро выйти из того состояния, с которым другие ветераны-афганцы справлялись долго.
- Вы были награждены медалью «За отвагу», которую вручают не за «выслугу лет». Что произошло?
- Начну с того, что я служил в десантно-штурмовой группе, и у меня был замечательный командир – старший лейтенант Дмитрий Разумовский. Он погиб в звании подполковника 3 сентября 2004 года в Беслане. Его очень чтут в Осетии, там ему поставлен памятник. Я общаюсь с его супругой, навещаю его могилу в Москве…
Так вот, мы с Димой (нас было 12 десантников) попали в окружение, восемь часов в нём просидели, пробились, вышли без потерь, положили много духов… В двух словах как-то так.
- Тогда, понятно, было не до смеха.
- Да, было не до смеха.
- Вы наверняка знаете, что сегодня то и дело кто-нибудь нет-нет да и напишет в соцсетях, дескать, не время смеяться, отдыхать. Как вы к этому относитесь?
- Всегда, даже в самое тяжёлое время, есть место для смеха и отдыха. Вспомните, во время Великой Отечественной войны работали и цирки, и кинотеатры, и зоопарки, а на передовую выезжали агитбригады. И фронтовики в короткие минуты отдыха всегда были им рады. В блокадном Ленинграде работали театры! И люди, несмотря на бомбёжки и голод, ставили спектакли, а зрители ходили их смотреть. Как бы ни было тяжело, человеческой душе и мозгу хочется забыться, переключиться, отдохнуть.
Конечно, когда нас объединяет беда, горе, не до смеха. Но… жизнь продолжается. В первую очередь у тех, кого напрямую не коснулась трагедия. Другое дело, что мы не должны забывать о том, что произошло, мы должны рассказывать детям о героях Великой Отечественной войны, о героях Афганской войны, о героях Чеченской военной кампании и о героях современности – участниках специальной военной операции. И, безусловно, объяснять, что происходило и происходит. Но при этом дети должны ходить в школу, в кружки, заниматься спортом, посещать вместе с родителями зоопарк, театр, цирк… Словом, люди должны жить дальше.
- Наверняка, как у любого человека, у вас бывает тяжко на душе. Но вы ведь всё равно вынуждены перевоплощаться в клоуна Юрика и выходить на манеж? Как у вас это получается?
- 19 лет назад я работал в Твери в шикарнейшей программе, с мэтрами циркового искусства. В том числе мы давали новогодние спектакли, которые артисты цирка всегда ждали с особым чувством. В день было по три спектакля. И вот мы стоим перед парад-алле, звучат фанфары… Ко мне подходят и говорят, что у меня умерла мама… Через минуту я вышел на манеж, а потом отработал ещё два спектакля. С болью в сердце, со слезами на глазах, но мне пришлось это делать, потому что люди, которые пришли в цирк, ни в чем не виноваты, они хотят зрелищ, и я, как профессионал, обязан был дать им эти эмоции. Думаю, я ответил на ваш вопрос.
