Вячеслав Истошин – основатель и руководитель Центра мужского воспитания «Батя», который он создал на базе секции самбо. Помимо обычных ребятишек у него занимаются те, кто имеет инвалидность. Вячеслав рассказал о том, как такие дети тренируются и учатся взаимодействовать с миром.
Детки без клетки
– Как у вас в центре построена работа с детьми-инвалидами?
– Первый постулат всех тренировок: ребёнок должен выходить из зала с положительными эмоциями. Это относится и к нормотипичным детям, и к «особикам». Все тренировки у нас инклюзивные, то есть дети занимаются в одной группе. У нас есть дети без каких-то ярко выраженных отклонений. Есть «ментальщики» – ребятишки с особенностями психического развития. Есть «опорники» – дети с заболеваниями опорно-двигательного аппарата. И все занимаются вместе.
– А почему именно смешанные группы? Особым ребятишкам не проще заниматься отдельно, в условиях, учитывающих их диагноз?
– На мой взгляд, главная проблема «особиков» – в восприятии. Они неправильно воспринимают мир, а мир неправильно воспринимает их. И чаще всего тут дело в родителях. Когда в семье рождается особый ребёнок, всё вокруг вращается вокруг него.
Родители часто не отдают себе отчёт, что однажды наступит такой момент, который условно обозначается как «дверь» – ребёнок рано или поздно выходит в большой мир. И этому миру нет никакого дела до этого человека, который всю жизнь провёл под гиперопекой. Конечно, для него это катастрофа. Он не знает, как себя позиционировать в коллективе, не понимает, что для получения какого-то результата надо работать и бороться.
– То есть диагноз влияет и на поведение родителей, которые потом начинают неадекватно воспринимать ребёнка?
– Так бывает очень часто. Если в семье рождается ребёнок с особенностями, многих бросает в крайность. Есть такие, кто отрицает сам диагноз, отказывается оформлять у ребёнка инвалидность. Начинают водить его по всевозможным секциям, репетиторам, психиатрам, каким-то специалистам. И он просто не справляется – это всё равно что грузить велосипед кирпичами.
Особенно часто это проявляется у женщин, потому что, к сожалению, обычной является ситуация, когда при рождении ребёнка-инвалида мать уходит в него, а отец – из семьи. Это не вина женщины, это её беда. Но такими действиями она не помогает ребёнку, а усугубляет ситуацию.
Правда в том, что родители часто вкладываются не в то, чтобы реально ребенку помочь, а в то, чтобы заглушить чувство вины, – это защитная реакция мозга на стресс. Таким родителям нужен процесс, а не результат .
Это мы и делаем – помимо работы с детьми мы проводим беседы с их родителями. Вовлекаем их в работу. Объясняем, что попытка «закупить» ребёнка, завалить его игрушками, вещами, какими-то аттракционами и кучей нанятых специалистов – это беспомощность в педагогическом плане. Родитель не понимает, что он должен быть примером для подражания. Дети – визуалы, они воспринимают мир по большей части глазами. Второе ключевое чувство для них – осязание. Бесполезно что-то объяснять одними разговорами, особенно если у ребёнка нет перед глазами конкретного примера.
Первые ступени
– Что вы делаете чтобы изменить у особенных ребят их картину мира?
– Мы даем «особикам» понять, что даже за позицию в коллективе надо бороться. Работать, отстаивать своё мнение. Ребёнку не даётся поблажек, унижающих его честь и достоинство, на его болезни не делается акцент – это касается и «ментальщиков», и «опорников».
Все дети – с рождения манипуляторы. А дети с ОВЗ – тем более. У родителей часто возникает такое отношение к своим чадам, что это неполноценная личность, а значит, ребёнок не может отвечать за свои действия, ему всё можно, при этом он никому ничего не должен. Это большая ошибка: ребёнок – это человек. И ребёнок-инвалид тоже – с особенностями, но человек. Поэтому ко всем детям у себя в группах я отношусь как к взрослым. К маленьким взрослым.
– Как это выглядит на практике? Не является ли это для них слишком большим стрессом?
– Мы вводим их в коллектив очень постепенно и без насилия. Первая проблема детей-инвалидов в том, что они приходят с понятием выученной беспомощности. Например, ребёнок шнурки не умеет завязывать. Спрашиваю: «А почему ты решил, что не умеешь?» А ему это бабушка сказала. Ты пробовал? Нет. Кувыркаться не умеешь? А это мама так сказала. Такое и у полностью здоровых детей встречается, но у ребятишек с ОВЗ это проявляется острее. При поступлении к нам проводится тщательное анкетирование, чтобы мы понимали уровень развития – психического, интеллектуального и физического. И ставили задачи, исходя из текущих возможностей ребёнка.
На тренировках у нас у каждого есть своя роль. Допустим, проходят занятия по акробатике, а ребёнок физически не может выполнять какие-то упражнения. Например, при некоторых диагнозах просто запрещено кувыркаться – особенности шейного отдела. Такое часто бывает при ДЦП. Но этот ребёнок может держать обруч, может помогать держать мат. Может как-то помогать в зале. Это не сделает его акробатом, но он поймёт, что в любом коллективе, несмотря на свой диагноз, он может найти своё место и быть востребованным. Да, не кувыркается. Но он – помощник тренера. И выполняя эту функцию, пусть небольшую, он самореализуется.Результат достигается не сразу. Не надо грузить велосипед кирпичами.
– То есть человек с диагнозом ДЦП может самореализоваться, занимаясь акробатикой? А если ему захочется как-то поменять ту функцию, что ему назначил тренер?
– Они её и меняют постепенно. Ребёнок, который у нас в коллективе с трёх лет и годами здесь занимается, умеет разрулить в зачатке назревающую конфликтную ситуацию. Его можно назначать старшим над другими даже несмотря на его диагноз – он же знает все традиции, правила и устройство коллектива.
У меня есть парнишка – у него диагноз ЗПР. Кроме того, есть и сопутствующие диагнозы, из-за чего ему нельзя кувыркаться. Он занимается уже много лет, самый старший у нас. Когда только пришёл, вообще ничего делать не хотел. Уходил в угол, отказывался заниматься. Ему было психологически сложно взаимодействовать со мной и другими детьми. Очень тяжело вливался в коллектив.
Но то, что считалось его недоразвитостью, – это теперь его фишка. Кувыркаться ему по медпоказаниям нельзя до сих пор, зато он делает колесо и другие фигуры, даже более сложные, чем кувырок. А в коллективе он теперь авторитет – это большой, добрый и справедливый человек. Его слушаются и уважают и норматипичные дети, и «особики». Я его на работу устроил. Конечно, такой результат достигается не сразу. Надо много работать – и детям, и тренеру, и родителям.
Норма и восприятие
– Как реагируют обычные дети на то, что вместе с ними занимаются детишки с ОВЗ?
– У нормотипичных детей проблема в том, что они не знают, как вести себя с ребятишками, которые в силу состояния здоровья ведут себя как-то иначе. Они могут пугаться их и вести себя агрессивно. Инклюзивные группы учат «особиков» социализации, а тех, кого принято считать нормальными детьми, – адекватному взаимодействию и восприятию тех, кто от них отличается. Всё это, естественно, в режиме игры и под контролем педагогов. Повторюсь: только положительные эмоции!
Некоторые заболевания проявляются очень наглядно и малопривлекательно – при ДЦП и сопутствующих диагнозах может быть и неконтролируемое слюноотделение, и искажение речи. Часто это сопровождается неприятными особенностями поведения – неумением выражать эмоции и агрессией. Наше общество не умеет адекватно воспринимать таких людей. Мы здесь этому учим.
– И как вы добиваетесь такого восприятия от нормотипичных детей?
– Сначала было очень трудно: не было структуры работы, не было подходящей среды, в которую погружались бы особые дети. И я привлек своих двух дочерей – Машу и Алену. Они сюда на работу ходили, получали за это деньги. А первая инклюзивная группа состояла из трёх человек: дочек и парнишки-аутиста. Дочкам тяжело пришлось – аутисты часто не умеют выражать эмоции и переводят всё в агрессию. Могут драться, кусаться или щипаться – последнее особенно часто бывает. Пришлось дочерям через всё это пройти – постоянно в синяках ходили. Поначалу Маша просто с этим парнишкой играла здесь – под моим присмотром, конечно. Пока притирка проходила, ей крепко от него доставалось. Потом подключилась Алена. Получилась группа из трёх человек.
После этого новые дети приходили в уже сформировавшуюся среду. Попадая сюда первый раз, ребёнок сразу оценивает реакцию коллектива на критические ситуации. И понимает: его не воспримут его, если он будет агрессивно себя вести. У вновь прибывших просто нет шансов вести себя по-другому. Ну текут у кого-то из ребятишек слюни, потому что заболевание у него такое – ну и что? Все вокруг на это спокойно реагируют. Ведёт кто-то себя агрессивно, потому что аутист – все просто отойдут, дадут ему пробеситься. Агрессор это видит, и включается в коллектив на его условиях.
– При всем при этом все уходят с улыбками?
– Да. У нас тут есть свои ритуалы. Например, табу на фразы «я не могу», «я не умею». В конце каждой тренировки каждый ребёнок должен сам себе прилагательное в качестве характеристики подобрать: «я сильный», «я смелый»... А то многие дети из-за того, что над ними дома постоянно трясутся, вообще ничего сказать про себя не могут. Бывали случаи, когда дети от просьбы что-то о себе рассказать плакать начинали. Потому что не привыкли что-то о себе говорить. А я считаю что скромность – это украшение неудачников. Свои сильные стороны есть у каждого, их надо знать и развивать.
