Почему одни праздники широко отмечают в стране, а другие не становятся популярными или вовсе не приживаются? С чем связан тот факт, что после Октябрьской революции не было принято отмечать Новый год, и как создать себе новогоднее настроение? На эти вопросы отвечает доктор философских наук, профессор департамента философии Уральского федерального университета Татьяна Круглова. Подробнее — в материале ural.aif.ru.
Сакральный смысл
Дарья Попович, «АиФ-Урал»: — Татьяна Анатольевна, как у людей вообще возникла потребность в праздниках?
Татьяна Круглова: — Если обращаться к самым истокам этого явления, то для первобытных людей праздник был не способом отдохнуть от чего-то, а событием, со своими смыслами и символами. Он, прежде всего, поддерживал представление человека о стабильности миропорядка, то есть давал возможность убедиться, что через какое-то время мы снова окажемся в той же самой точке и важные для нас вещи никуда не денутся. А ведь в древние времена происходило много страшного: людей угоняли в рабство, враги разрушали города, целые народы гибли, например, от голода. Празднество давало точку опоры, потому что было связано с чем-то вечным, что никогда не обесценится. Традиционная культура держалась на цикличности постоянных умираний-воскрешений и возрождений те же богов. Этот процесс идеально сочетался с основным занятием многих народов — земледелием. То есть главные торжества можно было легко соотнести с циклами природы, придавая им глубокий смысл.
Даже сейчас для того, чтобы какой-то праздник зародился в обществе, он должен возвращать нас к фундаментальному событию, причём не всегда историческому. Главное, чтобы у случившегося присутствовал мифологический и сакральный смысл. Ведь далеко не каждое историческое событие становится праздником. К примеру, поход Жанны Д’Арк, английская революция XVII века, Куликовская битва — всё это памятные даты, которые тем не менее не стали праздничными. По моему глубокому убеждению, в культуре, по большому счёту, остаются только религиозные праздники. Исследуя календари многих европейских стран, я заметила: большинство «красных» дат не связаны ни с историей, ни с текущим моментом. Несмотря на то, что европейцы в большинстве своём не ходят в церковь, самый любимый праздник, который их объединяет, — Рождество. Кроме того, они отмечают Крещение и Пасху. Даже в нашей стране в советские годы, в моей атеистической семье все родственники собирались за столом на Пасху. Потому что людям необходимо это вечное возвращение к фундаментальным ценностям. Считаю, что если в празднике нет ничего сакрального, то это какой-то «Диснейленд» с кучей игрушек, скукой по вечерам и мусором на улице после всех мероприятий.
Причащение к ценному
— Но у неверующих тоже есть праздники…
— Существует светская сакральность. У всех должно быть что-то святое или сверхзначимое, на что невозможно повлиять, от чего нельзя отказаться, без чего невозможно жить.
— Значит, мы не так далеко ушли от наших предков?
— Не совсем так. Я не верю, что современный человек нуждается в празднике в том смысле, в котором это явление существовало в глубокой древности. Всё-таки в то время все придавали этому намного больше значения. Когда люди перешли к светской культуре, а это произошло примерно в период Нового времени, цикличная линия вечных возрождений прервалась. Ей на смену пришла линейность, условная ось, на которую можно нанизывать исторические события. В связи с этим появились так называемые государственные праздники — торжества, организованные правительством, в честь определённых моментов в прошлом. Но даже самые грандиозные события со временем тускнеют, и в таком празднике появляется что-то натужное — чувствуется, что он сконструирован искусственно.
Не случайно после Октябрьской революции большевики старались придать перевороту в стране вселенский, космический смысл. Поэтому в художественной литературе в то время упоминалось и сотворение мира, и Страшный суд, и иранская мифология. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», — писал Александр Блок. Это же зороастрийский миф, в котором говорится, что очищение мира произойдёт через пожар. Новая власть пыталась выстроить что-то прочное, на века, а для этого надо было убедить людей, что за революцией стоит сама Вселенная. Нужен был новый календарь, чтобы всё самое важное начиналось 7 ноября. Вот почему в стране долгие годы не было принято отмечать Новый год в том виде, в каком мы его знаем сегодня: с ёлкой и подарками. Правительство пыталось установить праздники в честь отдельных революционеров, но такое не прижилось.
Намного позже случилась Вторая мировая война, которая была для нас Отечественной и в которой мы победили фашизм. Со временем День Победы оброс знакомой нам атрибутикой: парадами, которые стали устраивать в каждом городе, фейерверками, возложением цветов. Этот праздник прижился, потому что он возвращает народ к чему-то сакральному: например, делает нас вечными победителями. Мы чувствуем, что эта победа была закономерна и даже предопределена свыше. Энергия праздника отрывает нас от текущего момента и переносит в вечность. Самые живучие праздники — это те, в которых мы чувствуем причащение, припадание к чему-то ценному.
Завидую внукам
— Есть мнение, что коммерсанты навязывают нам праздники, чтобы мы больше покупали. Значит, чувства, которые мы испытываем, тоже не совсем наши?
— Любая культура формирует в нас определённые желания. Без неё мы бы практически ничего не хотели. На нас в той или иной мере воздействуют идеология, религия и экономика. Да, многие считают, что все современные праздники — это некий суррогат, тот же Новый год. Во всяком случае, если бы у нас не было потребности встречать праздник, никакие манипуляции со стороны коммерсантов не сработали бы, мы не стали бы реагировать на рекламу. Так что чувства, которые мы испытываем, скорее всего, наши личные, а не навязанные извне.
К вопросу о суррогатной природе праздников: почему мы, собственно, решили, что старинные праздники ими не были? Нам доподлинно неизвестно, что ощущали люди, которые жили, например, за много тысяч лет до нашей эры и отмечали какую-нибудь дату, связанную с богом Ра. Утопическое единение, по-моему, невозможно, особенно в наше время.
— Но мы ведь к нему стремимся, потому что оно когда-то существовало?
— Я верю, что люди могли испытывать нечто подобное, когда смотрели религиозную мистерию в Средние века или присутствовали на карнавале. Сама машина этого действа была устроена таким образом, что человек выпадал из своей повседневной реальности и погружался в происходящее. Возможно, в нас до сих на уровне коллективного бессознательного заложена память о таком единстве, поэтому мы к нему и стремимся, и это в какой-то степени проявляется в новогоднюю ночь.
— Как изменилось ваше восприятие Нового года?
— Для меня он всё больше превращается во что-то обыденное. Я уже не жду чуда и не испытываю ощущения сакральности происходящего. Трезвый, скептический ум подсказывает, что завтра ничего не изменится само по себе, а для каких-то реальных перемен нужна большая работа. При этом не всё зависит только от меня. И всё же Новый год имеет для меня смысл, потому что у меня есть внуки, одному из которых девять, а другому три года. Я приобщаюсь к их радости открытия мира, к удивлению, к восхищению от те же огоньков! Даже начинаю им завидовать. Наверное, только так взрослый человек и может почувствовать праздник — сделать его для своих детей. Можно создать волшебную атмосферу для других. Например, моя дочь украшает подъезд дома, в котором живёт. Я люблю дарить подарки и так ощущаю праздник. Готовлю их задолго до встречи с близкими. Благо у меня есть и дети, и внуки, и племянники — есть кому дарить радость.
— Каким был Новый год в вашем детстве?
— Мы с друзьями выходили на улицу — кататься с горки. Причём делали это лет до 30! Раньше в городе было намного больше горок, особенно во дворах. Жители заливали их сами. Не помню, чтобы мне дарили какие-то особенные подарки, зато я сама дарила их, причём многое делала своими руками: и вязала, и лепила, и клеила. Уже во взрослом возрасте мы с племянниками по вечерам расписывали кружки. Сейчас делаю это с внуками. Получается красиво, и сам процесс доставляет радость. Что касается Нового года, то я всегда больше любила саму подготовку к нему, потому что она даже лучше самого праздника.