Примерное время чтения: 9 минут
904

Время выживать. Писательница Наталья Паэгле о пандемии и «лихих 90-х»

Еженедельник "Аргументы и Факты" № 2. «АиФ-Урал» 12/01/2021
Вынужденная переквалификация – примета, одинаково характерная и для 90-х годов, и для нашего пандемийного времени.
Вынужденная переквалификация – примета, одинаково характерная и для 90-х годов, и для нашего пандемийного времени. «АиФ-Урал»

«Нарушение внутреннего душевного равновесия у человека может иметь разрушительные последствия. И в этом смысле вполне уместно сравнивать два периода – 90-е годы и жизнь в условиях пандемии», – говорит писатель, публицист, автор сборника рассказов о 90-х годах «Жребий» Наталья Паэгле.

Досье
Наталья Паэгле родилась в Казахстане. Окончила факультет журналистики УрГУ (ныне УрФУ). По направлению работала в газете Карпинска и в пресс-службах производственных предприятий. Сейчас начальник управления стратегии и информационной политики Уральского государственного педагогического университета. Член Союза журналистов России и Союза писателей России. Лауреат нескольких литературных и публицистических премий, победитель конкурса Совета межнациональных отношений при президенте РФ.

Всё дело в эмоциональном состоянии

– Наталья, как вы думаете, почему проводятся параллели между жизнью в условиях пандемии и жизнью в «лихие 90-е»? Ведь сегодня нет такой тотальной безработицы, дефицита продуктов, в конце концов, людей не «отстреливают на улицах», цитируя один из ваших рассказов, как «куропаток».

– На мой взгляд, всё дело в эмоциональном состоянии. Моя дочь – яркая, эмоциональная, активная, которая привыкла к постоянной загруженности, которая всегда среди людей, – оставшись в это ковидное время без работы, спросила: «Я не помню сложности 90-х годов, поскольку благодаря тебе у меня всё было хорошо. Но ты мне скажи, когда у вас всё закончилось? Чтобы мне понимать, когда ужасное для меня время завершится, и я снова буду жить нормально».

И я вдруг задумалась: действительно, когда закончились «90-е годы» (понятно, не о календарном времени речь)? Когда жить стало даже не то что легче, а когда мы поняли, что отступил тот период и начался новый? И я поняла, что не помню этого, что не могу провести чёткой грани, как-то постепенно всё происходило.

И вот сегодня мы живём в особых условиях – мы ограничены в передвижениях, ограничены в общении. То есть ограничены в том, к чему привыкли, что полюбили. Причём всё это произошло резко. И мы сравниваем с тем временем именно наше психологическое состояние.

Помню, в 90-е годы мы буквально бились за существование, но, несмотря на это, в нас жила надежда, что сложный период пройдёт и мы будем жить в новом обществе.

– Потому что мы были молоды.

– Именно. Сегодня, когда мы с одноклассниками вспоминаем то время и задаёмся вопросом, как мы всё это пережили, приходим к выводу – пережили, потому что были молоды.
Так вот, о психологических аналогиях... Психология – штука тонкая и опасная, нарушение внутреннего душевного равновесия может иметь разрушительные последствия. И в этом смысле вполне уместно сравнивать эти два периода.

Женщины как сильное звено

– В вашей книге рефреном проходит мысль – сильным звеном в 90-е оказались женщины, мужчины же перед лицом трудностей часто пасовали. Это художественный домысел?

– Однозначно не домысел, скорее, горький опыт. В то время я жила в Карпинске – маленьком провинциальном городе, где зарплату просто не платили. Не месяц, не два, а годами. И я видела, как учителя (а это, понятно, в основном женщины) собирали в столовых со столов остатки, и эти крохи – кусочки хлеба, например, – несли домой, потому что надо было чем-то кормить своих детей. Женщина – это хозяйка, мать, и на ней лежит ответственность за семью, которую надо, элементарно, накормить. И в этом плане, да, женщинам досталось больше, и им приходилось как-то выживать.

Помню, в 90-е моя дочь ходила в детский сад, и нас обязывали приносить сливочное масло, которое туда просто не поступало. В 1996 году родился мой сын, которого я очень рано, в восемь месяцев, отдала в ясли. И опять же нужно было приносить свою картошку, свой сахар и так далее, потому что никаких продуктов в яслях не было. Помню, как в город привезли конину и как все радовались – её можно было крутить на мясорубке и кормить детей.

А мужчины порой с той ситуацией не справлялись – спивались, сводили счёты с жизнью… Я, к сожалению, знаю много таких случаев. Или же мужики делили сферы влияния и погибали в разборках, а женщинам всё равно приходилось продолжать жить, кормить и воспитывать детей. Это мой жизненный опыт, жизненный опыт моих друзей.

– Исходя из этого опыта, как вы думаете, женщины, которые ради выживания всей семьи уходили, условно говоря, из науки в челноки, воспринимали это как обречённость? Или для кого-то это стало открытием новых возможностей?

– По-разному. Мы, люди советского периода, помним, что такое спекулянт. А в 90-е все стали спекулянтами, только это явление стало называться предпринимательством. С точки зрения пережитого времени, мне кажется, к предпринимательству нужно призвание, не всем дано этим заниматься. У тех, у кого в 90-е получилось этим заниматься, видимо, был если не талант, то способность. И эта способность помогла, когда речь зашла о выживании. То есть время позволило открыть новые возможности. 

Но ведь кто-то и не смог, для кого-то эта переквалификация стала серьёзной психологической травмой. Кому-то было стыдно, унизительно стоять на базаре.

– В этом смысле тоже можно провести аналогии с днём сегодняшним. В условиях пандемии, мы знаем, люди, потеряв работу и заработную плату, становятся, к примеру, разносчиками еды.

– Вы знаете, я считаю, что любая работа – это не стыдно. Мне тоже приходилось выполнять работу, которая была ниже моей квалификации, не соответствовала моему статусу. Я на это шла спокойно, легко. Мой принцип: любая работа – это не стыдно, тем более когда за твоей спиной семья, которую ты должна накормить. Работать – это не воровать. И это принцип на все времена.

«Как богато мы живём!»

– Как вы думаете, почему сегодня, несмотря ни на что, совершенно очевидна ностальгия по непростому советскому времени?

– Я сама могу поностальгировать… Будучи в советское время детьми, мы же верили в то, что нам говорили. А говорили нам, что мы живём в самой лучшей стране.

Я выросла в селе, и хорошо помню, как, делая уборку в нашем большом доме, смотрела на кровати с панцирными сетками, красиво застеленные, как сейчас понимаю, самыми примитивными покрывалами, и думала: «Как же мы богато живём! И ведь это всё дала нам революция, это дал нам Ленин». Понимаете? Это была, с одной стороны, вера в то, что мы живём в самой лучшей стране, а с другой – ощущение стабильности, защищённости.

Сегодня же, на мой взгляд, мы предоставлены каждый сам себе, и выживаем мы за счёт собственных возможностей и способностей.

– Какое наследие СССР вы бы перенесли в день сегодняшний?

– Однозначно – коллективизм. Может быть, кто-то сочтёт меня человеком отсталым, но я абсолютно не приемлю лозунгов о воспитании с пелёнок лидера. Перенесла бы свойственную людям эпохи СССР взаимопомощь. И обязательно советское образование! То, что сегодня творится в образовании, не только вне критики, это вообще нельзя серьёзно рассматривать.

В СССР мы, получив образование, становились действительно образованными людьми, вне зависимости от того, где жили и учились: в селе, в маленьком городке или в большом городе. Сегодня говорят, что ЕГЭ – это социальный лифт, позволяющий ребёнку из глухой провинции поступить в престижный столичный вуз… На этот счёт у меня большие сомнения, но даже если так, то поступление в такой вуз не гарантия того, что этот ребёнок сможет претендовать на статус образованного человека.

В то время как большинство учеников нашей сельской школы, даже не получая золотых медалей, поступали в вузы на технические специальности. Безо всяких коррупционных схем! Вот это истинный социальный лифт. А кто-то поступал в техникумы, в ПТУ (профессионально-техническое училище) и становился классным специалистом. Вся эта система, на мой взгляд, бесценна, и то, что мы её потеряли, это беда. А стремление во что бы то ни стало стать прежде всего лидером, а не образованным человеком – катастрофично.

«Так ведь это про мою жизнь!»

– Герои ваших рассказов в книге «Жребий» имеют реальные прототипы?

– За каждым рассказом стоит живой человек. Это жизнь или моя личная, или моих близких, друзей, одноклассников и так далее. И все истории переданы так, как они и происходили. Но, понятно, изменены имена и фамилии. Мне было жалко терять такую фактуру, хотя истории неоднозначные, и я, безусловно, договаривалась с каждым человеком.

– Вы задавали себе вопрос: «Зачем я буду писать эту книгу?» Какую задачу вы перед собой ставили?

– Никогда не задаюсь вопросами «зачем?» и «кому это надо?». Эта книга выношена двадцатью годами моей личной жизни. Многие зарисовки я делала непосредственно в 90-е годы, и они так и лежали. Что-то дописывала, переосмыслив происходящее. Я это делала просто потому, что не могла не делать. Накопленный материал тебя мучает, и тут не думаешь, зачем и какова цель.

Конечно, я могла бы всё написать, выплеснуть и не издавать. Но мне показалось, что про 90-е годы мало написано именно прочувствованного. Я не претендую на историческую точку зрения относительно этого периода, для этого, наверное, надо быть историком. Но мне показалось, что социальные процессы, которые я описала, до сих пор слабо изучены. А изучать их стоит.

Может быть, если мы заглянем в 90-е, то сформулируем для себя не только то, в каком обществе мы живём сегодня, но и то, какое общество нам строить, каким путём идти.

Корни многих наших проблем и явлений именно в том времени резких перемен – вчера был Советский Союз, а сегодня мы уже живём в другой стране. Для меня это больная тема, поскольку моя родина – Казахстан – теперь другая страна.

Мне бы хотелось, чтобы, читая книгу, люди хотя бы начали задумываться о том времени. Вы знаете, уже сегодня мне звонят читатели и говорят: «Так ведь это про мою жизнь!» О чём это говорит? О том, что так, как описано в книге, жили не только её герои, но и целое поколение.

Оцените материал
Оставить комментарий (1)

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах