Страшно врачевать. Александр Левит – о поиске врага и врачебных ошибках

«Эта фраза характеризует настрой общества», – говорит главный ане­сте­зи­олог-ре­ани­ма­то­лог Свердловской области, заведующий реани­ма­ци­онно-ане­сте­зи­оло­ги­чес­ким отделением ОКБ №1, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РФ Александр Левит.

 

Александр Левит: Уголовные дела возбуждались, но, конечно, не столь широко, как сейчас. И это не обсуждалось публично. Не потому, что медицина была какой-то сферой terra incognita, и не потому, что медицина работала в вакууме, думаю, дело в том, что тогда была другая страна.

А сегодняшняя ситуация, полагаю, связана с тем, что кто-то направляет народный гнев на определённую категорию профессионалов.

– Думаю, что да. Ещё в царские времена городовых учили: есть внешний враг, а есть враг внутренний. И наличие (поиск) внутреннего врага характерно для всех времён и для всех стран.

Другое дело, что нас ждёт. На днях я принимал экзамены, и заведующий кафедрой сказал молодым коллегам: «Ребята, вы входите в самостоятельную жизнь, вы будете нести не только профессиональную, этическую ответственность, но и уголовную». Палка о двух концах… хотя сегодня, судя по всему, у неё один конец. Становится страшно врачевать! Между тем великий советский кардио­хирург, величайший человек Николай Михайлович Амосов писал: «Всё во мне содрогается и протестует, потому что среди многих осложнений есть и моя вина. Но это не убийство, ведь я сознательно шёл на риск для спасения жизни». Понимаете? Также можно вспомнить Викентия Вересаева, который более ста лет назад сказал, что вероятность профессиональных ошибок возрастает с развитием технологий. И это действительно так.

Естественно, медицина должна быть открытой. Открытой для разумной оценки качества оказания медицинской помощи, для разумной ответственности и разумного ответа за свои действия. Но, смотрите, есть приказ Минздрава РФ «О критериях качества оказания медицинской помощи», в котором оговаривается всё на свете, но… нет, например, критериев качества оказания реанимационно-анестезиологической помощи.

Знаете, почему раньше было меньше уголовных дел в отношении медиков? В том числе и потому, что раньше врачей судили за бездействие! И правильно, неоказание помощи противно Богу. Сегодня же о неоказании помощи речи не идёт.

– Врачебная ошибка – понятие не юридическое. Более того, в мире нет единого, общепринятого определения врачебной ошибки, его нет ни в одном уголовном кодексе. Почему? Потому что медицина не математика. Вот и судят сегодня врачей за «Причинение смерти по неосторожности», «Причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности» и так далее. Но не за врачебную ошибку!

Да, никто не спорит, ошибки бывают, но тут главное, что действия врача не являются преднамеренными, поэтому, на мой взгляд, здесь уголовное право неприменимо. Вы же знаете, согласно законодательству у нас в стране в отношении всех подозреваемых действует презумпция невиновности, а в отношении медиков, получается, презумпция вины. Мне коллеги рассказывали о совершенно казуистическом случае, который произошёл несколько лет назад. Пациентка косметологической клиники, которая пришла на пластическую операцию, написала жалобу на доктора, потому что он обратился к ней: «Больная». То есть презумпция вины – это «ты не так сказал», «не так посмотрел», «не так сделал».

«Говорите! Он вас слышит». О правилах посещения больных в реанимации Подробнее

– Да! У нас все знают, как руководить государством, как воспитывать детей и как лечить. Более того, занимаясь ведомственной экспертизой по линии минздрава, я обратил внимание на то, что многие письма, жалобы в разные инстанции – от президента и ниже – начинаются словами: «Я знаю, что врачи виноваты». Родственников, безусловно, можно понять, но эта фраза характеризует настрой общества, инициированный средствами массовой информации.

– Такой результат возможен. У молодых людей есть родители, которые хотят видеть счастье, а не несчастье своих детей. Пока ещё держится престиж медицинских специальностей (хотя он всё ниже и ниже), в медицинские вузы приходят хорошие, талантливые ребята, которые хотят работать, профессионально развиваться, но может так случиться, что в этой ситуации они скажут: «А зачем мне это надо? Я хочу нормально работать, жить в согласии с собой, рожать детей, и я не хочу получить ранний инсульт или инфаркт миокарда». Это вероятный исход формирования негативного общественного мнения и, простите, судебного наката.

– Есть 323-й Федеральный закон («Об основах охраны здоровья граждан в РФ». – Ред.), к которому в минувшем году вы­шли важные дополнения, касающиеся клинических рекомендаций и стандартов оказания медицинской помощи. То есть врачи разных специальностей основывают свою деятельность на клинических рекомендациях, утверждённых ведомственным органом – Министерством здравоохранения РФ, а также на стандартах и протоколах. Это помощь врачу и вариант защиты своей профессиональной деятельности – есть на что сослаться при разговоре с представителями правоохранительных органов.

Что же касается проблем... Первое. Я уже говорил о врачебной ошибке – необходимо идентифицировать это понятие. Второй момент. В мире существует страхование профессиональной деятельности, при этом самые дорогие страховки у кардиохирургов и у анестезиологов, что объяснимо. Чем помогает страховка? Участвовать в судебном процессе, например, нанять адвокатов, а если тебя лишили лицензии, то есть на что жить. В России пока страхования профессиональной деятельности нет.

Ещё хочу сказать вот о чем. На мой взгляд, жёстко контролироваться ведомственными органами должно наличие лицензии и сертификата на занятие профессиональной деятельностью, а за отсутствие таковых нужно наказывать, может быть, даже в юридическом поле. О чём речь? Я анестезиолог, всё, что у меня прописано в профессиональном стандарте (первое, второе, третье и «компот»), я должен делать. Что-то вне профессионального стандарта, вне моей лицензии я делать не должен. Например, раньше – давно это было – мы (анестезиологи-реаниматологи) сами проводили операцию трахеостомии. Сегодня этим занимаются хирурги, мы – нет, потому что у нас нет соответствующего сертификата.

– Начнём с того, что речь идёт об ограничении, а не о запрете. Полагаю, что если производители аппаратов экспертного класса с головой, то они это производство откроют в России, как это делали производители лекарственных препаратов. Если они без головы, они этого не сделают и потеряют рынок, потому что даже в Екатеринбурге есть несколько производителей аппаратов искусственной вентиляции лёгких и наркозных аппаратов, которые делают вполне приличные «машины». Иными словами, если отбросить «выпячивание губ», то есть отечественные производители, выпускающие нормальное оборудование, на котором можно работать (я сейчас говорю про свою специальность). На мой взгляд, хуже с расход­ным материалом – качество импортного пока выше отечественного.

– Я, например, ходил обнимать пруд. Это было здорово, такое единение! Тогда я вспомнил своего сына, который был студентом в Москве, когда там произошёл взрыв на станции метро «Пушкинская». Димка пошёл сдавать кровь для пострадавших и рассказывал потом, что на станцию переливания крови стояла очередь – человек триста. «И какие лица!» – говорил он. Я горд за людей, за наш город.

Эти акции нужны! Мы подписывали письмо в защиту врача-гематолога Елены Мисюриной, которой, в конце концов, суд отменил приговор. И то, что неонатологи объединились и выступили в защиту коллеги из Калининграда, – замечательно. Но… вода, конечно, камень точит, однако, боюсь, это молох, а против лома, как известно, нет приёма. Поэтому, думаю, остановить эту кампанию возможно только на уровне власти.