«Полицаи вчера были добрыми соседями». Как война меняет людей

«Забрали корову-кормилицу»

«Начало войны я помню хорошо, хотя на тот момент мне только-только исполнилось три года. В доме на всю громкость был включён репродуктор (тарелка), отец и дедушка были очень взволнованы, бабушка, мама и три её сестры плакали, а мы, дети (пятилетний брат, я и наша годовалая сестра), хором ревели.

Немцы очень быстро заняли Псковщину. Мы не успели эвакуироваться и все годы войны прожили на станции Изоча Невельского района вместе с семьёй дедушки. До сих пор помню ужас той жизни, голод, холод… И особенно издевательства полицаев, которые только вчера были добрыми соседями. Помню до сих пор и повешенного учителя местной школы, вся вина которого состояла только в том, что он был евреем.

В самом начале войны отец не был призван в ряды Красной армии, так как вернулся инвалидом с финской войны. Мы прятали его от немцев и полицаев в овощ­ных ямах, в лесу, на чердаках у добрых людей. А из семьи дедушки на фронт ушли два сына и дочь, ещё одну дочь и сына-подростка немцы угнали на работы в Германию.

Помню, как при отступлении немцы угоняли скот, в том числе забрали с собой и нашу корову-кормилицу. Но спустя сутки Милка вернулась домой к своему телёночку недельного возраста.
После освобождения наших мест от захватчиков отец всё же ушёл на фронт, было это в конце 1943 года, а в июле 1944 года он погиб, было ему всего 35 лет.

Мама осталась с пятью детьми на руках (к тому времени она родила ещё двух девочек), но прожила она недолго, ушла из жизни в январе 1945 года, а следом за ней ушли и две наши младшие сестрёнки. Нас с братом отправили в детский дом – их на освобождённой территории было множество (как и детей, оставшихся без родителей), а младшая сестра сначала воспитывалась у дедушки с бабушкой, а после их смерти – в Ленинграде, у тёти. Но это было позже. Великую победу мы ещё встречали дома.

Я хорошо помню тот день. Мы, дети, проснулись от яркого света – это дедушка снял светозащитные шторы с окон. Все родственники в доме смеялись и плакали одновременно. На улице стоял невероятный шум, люди кричали от радости, поздравляли друг друга с Победой и плакали, плакали… Весь посёлок был на улице. Люди обнимались, целовались и кричали незнакомое мне слово «капитуляция».

Ухова (Исаченкова) Людмила Ильинична, 

Нижний Тагил

Модельные туфли

«Когда началась война, мне было пять лет. Отец, Камкин Иван Фотеевич, был кадровым военным, служил на Западной Украине, в городе Радехове Львовской области. 22 июня 1941 года над городом появилась чёрная туча самолётов, они сбрасывали бомбы – был страшный грохот, на улице кричали люди. Отец, вернувшись из части, куда ушёл по тревоге, сказал маме: «Это вой­на. Эвакуируйся на Урал к матери». И ушёл, захватив «дежурный» чемодан. Мама не поверила в то, что услышала. Зачем-то надела модельные туфли на каблуках и, не обращая внимания на гул самолётов, начала печь нам с братом оладьи. К нам прибежала жена командира с четырьмя детьми, предлагала спрятаться в штабе, но мама отказалась. Только сказала: «Всё равно найдут и расстреляют». И продолжала, как во сне, печь оладьи… А мы с братом ревели в голос, спрятавшись под столом.

Из квартиры нас вывела официантка из офицерской столовой. Она прибежала со словами: «Быстро собирайтесь и бежим, уходит последняя машина!» Взяла нас на руки и начала торопить маму, а та искала модельные туфли, которые были на ней. Помню, мама в конце концов снимает эти туфли, надевает тапочки, берёт одеяло, и мы выходим. Добежали до машины и только успели залезть в кузов, как она тронулась. Пока мы ехали до ближайшей станции, несколько раз останавливались и прятались от бомбёжки в хлебном поле.

На станции нас погрузили в пассажирский вагон, где ехало гражданское население с корзинами яблок, с гусями. Но проехали мы немного, на другой станции нас пересадили в товарные вагоны. Пока мы ехали по территории Украины, наш состав постоянно бомбили. До Челябинска мы добирались целый месяц.

Помню, что пересылочный пункт в Челябинске был на железнодорожном вокзале. Мы прошли санитарную обработку (вшей было видимо-невидимо), нас вымыли в бане и уложили спать в чистые постели. До сих пор помню тот запах чистого белья! А утром мама получила документы, и мы отправились в Красноуфимск, где жили наши родственники.

От отца долго не было известий. Как мы потом узнали, он попал в окружение. Его часть переформировали, и он воевал на Ленинградском фронте вплоть до прорыва блокады. В 1944 году, мы знаем, он воевал в армии Рокоссовского в Польше. Там он и погиб в январе 1945 года».

Бушмакина Тамара Ивановна, Красноуфимск

«Подори нам Пабеду!»

«Гости, которые впервые попадают в мою квартиру, удивляются, сколько везде вышивки: на скатерти, на салфетках, на занавесках. Вышивать я люблю, хоть сегодня это и «не модно», как говорит внучка. Мои близкие знают, что научилась я этому ремеслу в годы Великой Отечественной войны, а я ведь тогда ещё в школу не ходила.

Помню, как мы провожали папу на фронт в августе 1941 года. Мама плакала, а я, ещё не понимая, почему ей так горько (папа и раньше уезжал в командировки), всхлипывала «за компанию». Старший брат дёрнул меня за подол: «Чего ревешь? Папа будет героем и вернётся с медалью!» Но папа не вернулся, в конце 1943 года мы получили похоронку.

В нашем городе развернулись тыловые госпитали, и мама, медсестра по образованию, работала в одном из них с раннего утра до позднего вечера. Нами же занималась бабушка. А после работы мама садилась в кресло и вышивала кисеты, которые шила бабушка, вязала носки и варежки – все эти вещи отправлялись потом на фронт. Однажды я попросила маму научить и меня вышивать, мне очень хотелось послать красивый кисет на войну, я была уверена, что его получит папа. Три вечера я колола пальцы иглой, а потом стало получаться. Как сейчас понимаю, мои цветочки, солнышки, грибочки были кривые и смешные, но мама и бабушка меня очень хвалили. Накануне 1943 года я решила вышить солдату (всё ещё надеялась, что папе) праздничный кисет. Вышила ёлку и надпись «Подори нам Пабеду!». Брат поднял меня на смех, стал стыдить за ошибки. Я рыдала часа два, пока мама не вернулась с работы. Она меня успокоила и сказала, что дошколятам разрешено делать ошибки, – она об этом в газете прочитала.

«Мы все время были голодными». Дети Великой войны о беженцах и труде Подробнее

Иногда мама брала в госпиталь и нас с братом. Мы рассказывали раненым бойцам стихи, пели песни. Брат Володя помогал писать письма родным тех, кто сам не мог это сделать из-за ранения. Не помню, чтобы мы голодали, всё-таки бабушка умудрялась готовить вкусные обеды из того скудного набора продуктов, что нам полагался. Но почему-то галеты, сухарики, сахарок, которыми нас угощали раненые, казались нам самыми лучшими лакомствами на свете.

Мальчишки в то время любили играть во дворе в войнушку, но воевали не друг против друга, а против какого-то невидимого врага, а всё потому, что никто из них не хотел изображать «фрицев». Помню, дворник дядя Коля, которого тяжело ранило в первые же месяцы войны и которого из госпиталя отправили домой, глядя на эти игры, качал головой: «Эх, мальцы, пусть вам с деревяшками только и придётся бегать».

И хорошо помню, как мы вскочили ранним майским утром от громкого стука в дверь. «Победили! Мы победили!» – кричала соседка. Мама подошла тогда к папиному портрету, поцеловала его, плача, и сказала: «Спасибо тебе, родной». А потом повернулась ко мне: «Видишь, дочка, солдаты подарили тебе Победу, как ты и просила». Сейчас смешно вспоминать, но тогда я повернулась к брату и гордо показала ему язык».

Белобородова Лидия Ильинична, Екатеринбург