Сегодня мы живём в переломном моменте, когда решается, сможет ли институт семьи выйти из кризиса. Об этом накануне Дня семьи, любви и верности беседуем с настоятелем храма святителя Николая, отцом девяти детей, протоиереем Алексием Яковлевым. Подробности читайте на ural.aif.ru.
Бобыль – несчастный человек
Рада боженко, «АиФ-Урал»: – Отец Алексий, почему именно День семьи, любви и верности стал и государственным, и церковным, и общественным праздником?
Отец Алексий: – Этот праздник, который отмечается в День святых благоверных Петра и Февронии – небесных покровителей брака, – только становится таковым, сейчас у него, если можно так выразиться, период созревания. Но возник он не просто так, не сам по себе. День семьи, любви и верности – это попытка общества, государства, Церкви совместить усилия в важнейшем деле сохранения семьи. Но, естественно, одним праздником все проблемы не решить. Другое дело, что праздничная зацепка – штука важная и может только приветствоваться.
– Говоря о проблемах, что вы имеете в виду?
– Это и проблема отношения к семье в обществе, в государстве, да и в Церкви тоже. И проблема устойчивости (это я ещё мягко формулирую) семьи. И демографическая проблема, поскольку положение семьи очевиднейшим образом связано с тем, много нас или мало.
Вообще, вопросы возникают тогда, когда возникают какие-то угрозы. А сегодня мы видим, что сформировалось отношение к семье как к институту устаревшему, ренегатскому, абъюзному, подавляющему. Так что возникновение отдельного праздника в этой ситуации – это свидетельство некоторой ущемлённости, когда люди начинают судорожно пытаться поднять свой уровень, в том числе социальный. С семьёй, видимо, так и происходит.
– Если говорить о внешних вызовах, то возможно ли изменить отношение к институту семьи?
– Мы живём в индустриальном и постиндустриальном обществе, поэтому некоторые вещи изменить вряд ли возможно.. Скажем, в XIX веке (я не говорю, что это прекрасное время, это просто время) семья существовала в обществе, в котором огромное значение имели община и традиция. Сейчас это не так.
Сегодня, скажем, многодетной семье жить, с одной стороны, проще, просто потому что сегодня людям в принципе удобнее и комфортнее жить, а с другой – мы живём в ситуации, нестандартной для XIX века. Многодетная семья сегодня – это притча во языцех. Вроде и «мимимишная» тема, но в то же время «дикость». Огромное количество несмываемых печатей стоит на многодетной семье. Она зачастую воспринимается маргинальной в экономическом плане («нищеброды»), в социальном (живут на «подачки» – пособия), в плане реализации возможностей. И эти стереотипы тиражируются в информационном пространстве. Никто не стремится вникнуть, услышать, разобраться.
Возвращаясь к нестандартной для XIX века ситуации... Сегодня человеку жить одному (в самом радикальном смысле слова) – нормально, обыкновенно, никакой проблемы в этом нет. А было время, когда человек в одиночку прожить либо не мог, либо это был его осознанный выбор, как, например, у монахов-отшельников, либо это был бобыль – несчастный человек.
Обещание со сроком годности
– В чём заключается демографическая проблема, повлиявшая на институт семьи?
– В огромных демографических потерях (и не только численных) XX века: голод 1921 года, голод 1932–33 годов, Великая Отечественная война, голод 1947 года, разорение деревень, прежде всего русских деревень, Хрущёвым… Таков масштаб разрушительного воздействия на семью!
Видите ли, семья – это живая святыня. У нас (и не только у нас) ведь как было? Давайте разрушим все святыни, ибо они мешают, но зато построим заводы, фабрики, пароходы – и будет вам добро на многие годы: установленный рабочий день, оплачиваемый отпуск и так далее. С семьёй это так не работает.
Мне очень нравится у Олеси Николаевой , хотя это и не впрямую о семье:
За горькую снедь выживанья
Я щит отдала и копье
И нежное, как целованье,
Нездешнее имя моё.
И притчу о скрытомталанте –
За право на отдых и труд,
За букву тех крепких гарантий,
Которыми в рабство берут.
Не это же и не такое ж
Мерещилось мне испокон,
А то, что сукном не покроешь
И в новый не впишешь закон.
Под мышцей комиссий, коллегий,
Контор, министерств,ьнаконец, -
Небесных своих привилегий
Рискует лишиться истец!
Это хорошее описание, в том числе и для семьи, особенно если помнить, что и она – святыня, которой не следует оплачивать материальное благосостояние, индустриализацию или приватизацию.
Далее, сейчас множество законов, подзаконов, нормативных актов, начислений и т. д. и т. п. Но, боюсь, поддержка семьи, действительно, приобретает характер подачки даже на уровне терминов. Почему, если ты занимаешься полезной для общества, для государства работой, тебе дают грант, а семье – пособие?
– Сегодня едва ли не каждый второй брак распадается…
– Мне кажется, разводов даже больше. Если опять же сравнивать с XIX веком, там истории разводов – это, скорее, истории трагедий, курьёзов и тому подобное. «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Но и сама схема заключения браков была иной. Сегодня как? Человек влюбился – женился. Ну или не женился. Тогда же большое количество браков заключалось не по любви или не по большой любви. И оказывалось, что и такие браки могут быть крепкими. Дело не в том, что люди в то время были неромантичными, просто был другой подход к ответственности. Сегодня человек старается её отложить на подольше, предполагая, что умрёт «когда-то никогда», мы живём так, словно мы бессмертные. Тогда же люди жили в другой ситуации. Они понимали, что могут умереть очень рано (смерть стояла очень близко), и хотели, чтобы у них кто-то остался. Кроме того, у них была определённая ответственность перед обществом, перед государством, перед своим родом.
И потом отношение к клятве было несколько иное. Вспомните: когда Ромео и Джульетта вырываются на ту самую свободу, которую многие люди так желают, что они в первую очередь делают? Находят монаха и венчаются, читай – заключают законный брак. То есть романтика (назовём это так) связана с клятвой, обязательствами. А сегодня? «Я не гото-о-ов…» Тьфу! Виляние (оно, на самом деле, во всех областях наблюдается) ценность клятвы существенно понижает.
– Удобно же: «Я тебе ничего не обещал».
– Или обещал, но «понимаешь»… Обещание сегодня имеет срок годности, часто небольшой. Да и само понятие присяги, обещания, обета становится невнятным.
Смотреть в глаза проблеме
– Получается, кризис семьи настолько глубок, что выйти из него будет непросто?
– Повторюсь, в XIX веке институт семьи держали община, государство, церковь – внешние скрепы. Я сказал «скрепы»? (смеётся. – Ред.) Какой ужас! Кстати, нужны ли скрепы? Конечно, нужны, а как нет-то? Далее, в советское время его держала традиция или, лучше сказать, привычка, отчасти общество (община). А сейчас всё стало разрушаться. Мы можем, конечно, по этому поводу сильно переживать, но мы не сможем мгновенно развернуть всë вспять. Тем не менее развернуть можно, просто для этого нужно честно смотреть в глаза проблеме. И перестать считать семью не малой церковью, а ячейкой общества – это, кажется, худшее обзывательство, которое только можно придумать, которое своей звериной серьёзностью о многом говорит.
Конечно, сегодня есть какие-то подвижки, но они, я бы сказал, минимальные. И насколько серьëзными они будут дальше – большой вопрос. Но очевидно, что сейчас наступил переломный момент и зашла речь о сохранении истинных ценностей, традиций. Правда, носителями этих традиций нас едва ли можно назвать. Скорее, мы открываем их заново.
Поэтому я бы очень внимательно присмотрелся к принципиальному опыту Израиля – опыту поддержки государством ультрарелигиозных многодетных еврейских семей Нам значительно тяжелее интерпретировать этот опыт в российских реалиях, но поддержать русские, татарские, башкирские семьи, прежде всего многодетные, – на том уровне, как это сделано в еврейском государстве, – было бы правильно и полезно.
– То есть надежда есть?
– Так или иначе, но мы живём, и значит, есть надежда. Повторюсь, сейчас наступил переломный момент. И, в конце концов, горечь необходима, без неё никак. Когда мы говорим, как всё прекрасно и удивительно, шансов, действительно, не остаётся. Но, когда раз ударили по голове, два ударили… когда мы начинаем хоть в какой-то степени говорить правду, вот тогда можно что-то делать. И справедливости ради надо сказать, что история Петра и Февронии, на самом деле, не очень праздничная. Но она такая, как надо. А сам праздник, да, это добрые слова семьям, ромашки, шарики. И замечательно!
