«Нет таких звуков, красок, образов и мыслей – сложных и простых, – для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения», – утверждал когда-то писатель Константин Паустовский. Накануне Дня славянской письменности и культуры (отмечается 24 мая) и Дня филолога (25 мая) мы побеседовали с доктором филологических наук, профессором УрФУ Леонидом Быковым.
Факультет невест
– Леонид Петрович, когда-то филфак называли факультетом невест. Ситуация не изменилась, девушки по-прежнему в большинстве?
– Так было всегда. Академик Лихачёв век назад учился в Петроградском университете на славянском отделении ФОНа (факультета общественных наук), и эта аббревиатура в обиходе расшифровывалась как «факультет ожидающих невест». Ситуация за столетие не изменилась – к счастью для тех юношей, которые идут на филфак. Причём в отличие от ВГИКа или ГИТИСА многие студентки филфака радуют не только своей внешностью, но и тем, что книжки они читают не только из перечня школьной программы.
А ребята, сюда поступающие, как правило, не без творческих амбиций. Годы студенчества, конечно, эту амбициозность серьёзно экзаменуют, но те, кто эти экзамены, равно как и по учебным дисциплинам, выдерживают, становятся заметными величинами в культуре, причём не только региона. Достаточно назвать такие имена, как Игорь Сахновский, Юрий Казарин, Виталий Бугров, Евгений Зашихин… Да и среди прекрасной половины – столь же достойные Майя Никулина, Надежда Кожушаная, Юлия Кокошко…
– ЕГЭ сильно сказался на уровне абитуриентов последних лет? В этом плане есть какие-то претензии к подрастающему поколению?
– Претензии у меня не к подрастающему поколению, а к тем, кто гораздо старше. К тем, кто, пользуясь положением и статусом, формирует общественные приоритеты. В Государственной Думе учителей и писателей должно быть больше, нежели спортсменов и актёров. Ведь народ – это прежде всего язык. Русскими нас делает не столько прописка в пространстве от Берингова пролива до Балтики, сколько библиотека: Пушкин, Чехов, Есенин, Твардовский, Бажов…
В школьных дневниках, когда они были ещё не электронными, на одной из начальных страниц шёл перечень наших учителей – и он, помните, всегда начинался фамилиями преподавателей русского языка и литературы!
К сожалению, ныне образовательная политика гуманитариев совсем не жалует. Укоренившийся в школе ЕГЭ закрепляет знания, а гуманитарные дисциплины развивают понимание, проверять которое тестами – нелепость и глупость. Кто главный герой «романа в стихах»: Евгений Онегин? Татьяна? Пушкин? Русский язык? А в результате «егэизации» любому начальнику стал нужен пресс-секретарь: сам-то и двух слов порой связать не может или отвечает мимо вопроса.
– Филолог Игорь Сечин возглавляет Роснефть. Не дописавший диссертацию о русских переводах «Фауста» Максим Галкин блистает на эстраде. Захар Прилепин в бытность Евгением Лавлинским написал-таки диплом о Мариенгофе. Василию Уткину хватило четырёх курсов филфака, чтобы стать лучшим комментатором футбола. Никита Корытин – директор музея изобразительных искусств в Екатеринбурге.
Мой однокурсник Владимир Цыпнятов почти четверть века был главой Среднеуральска. Другая однокурсница – Галя Белонович – более трёх десятилетий руководила музеем-заповедником П. И. Чайковского в Клину. А какие прекрасные из филологинь получаются жёны! Мир – это текст, и уметь читать тексты и подтексты желательно каждому.
Книга или гаджет?
– Когда-то считалось, что образованный человек обязан разбираться в классической литературе, уметь грамотно писать. Сегодня это так или времена изменились?
– Да не времена – это мы изменились. И не скажу, что в лучшую сторону. Потому что перестали ценить слово. И слово поэта, и собственное слово. А ведь лучшее, что есть у народа, – это его язык. Не зря ведь понятия эти синонимичны. И когда родная речь обесценивается трескотнёй на трибунах и руганью на телеэкранах – это страшнее девальвации рубля. Это свидетельство того, что мы сами себя не ценим.
– Как бы вы лично определили понятие интеллигентного человека?
– Помню, как этот вопрос заставил задуматься Дмитрия Сергеевича Лихачёва, который и был олицетворением интеллигентности. Он тогда ответил от обратного, сказав, что можно притвориться добрым, смелым, умным даже, а вот интеллигентным – нельзя, им надо быть.
Об интеллигентности человека свидетельствует, считаю, высокое равновесие ума, души и вкуса. Так что когда кто-либо из известных особ начинает стыдиться такой характеристики, он, верно, подсознательно чувствует свою в этом отношении несостоятельность.
– Последние лет десять, как только появились удобные гаджеты, читатели массово переходят на электронные книги. Вы тоже это сделали или исповедуете традиционный бумажный формат?
– Альтернативность обедняет жизневосприятие. Большой экран не стал помехой театру, и в гаджете нет вируса, губительного для книжного мира. Более того, соперничество разных форм упаковки текста акцентирует выгоды каждой из них. Электронный вариант демократичнее, дешевле, книжный – аристократичнее, душевнее.
Книга, пусть и тиражированная типографией, способна с человеком сродниться – на время, а то и на жизнь. Текст здесь богаче текста произведения, ведь переплёт, бумага, шрифт, изобразительный ряд, твои собственные пометы на полях «дополняют» написанное автором. И потом всякая страница в книге существует в ряду других, которые – вот они, тут же, а в гаджете строчки приходят из никуда и в никуда уходят. Из ридера удобно черпать информацию, в том числе и литературную, а книгу радостно перечитывать.
Тема жизни и смерти
– Бытует мнение, что женщины в литературе (русской и мировой) играют второстепенную роль. Согласны с этим утверждением?
– Как же можно говорить о второстепенности, когда сама литература – женского рода! Как, впрочем, и жизнь, и Россия. В сугубо мужском мире (позволим такое абсурдное допущение) литературы, пожалуй, и не было бы. Поэзии уж точно. А ныне «второй пол» (это название книги Симоны де Бовуар) претендует – и не без оснований! – на первые роли в книжном мире. Вопрос, который некогда отважно формулировал Отто Вейнингер («Человек ли она, или животное, или растение?»), получил в нынешнем столетии и такой ответ: она – писательница и читательница.
Не бывает женской науки или живописи (как, впрочем, и мужской), а вот «женская проза» есть. Восходящая истоками к временам Вербицкой и Чарской, ныне эта разновидность книжной индустрии стала едва ли не самой популярной. По своему типу это типографский фастфуд, к искусству слова относящийся так же, как Стас Михайлов – к филармоническому вокалу.
А вот для книг Людмилы Петрушевской, Ольги Славниковой, Людмилы Улицкой, Татьяны Толстой, Светланы Алексиевич или недавнего Нобелевского лауреата Ольги Токарчук ярлык «женскости» был бы оскорбительным.
– Как полагаете, в обозримом будущем стоит ждать наплыва художественных произведений на тему пандемии (они уже начали появляться, но это в основном пока женские романы)?
– На тему пандемии если и пишутся, то именно одноразовые книги, где всё исчерпывается событийным рядом. А литература создаётся всегда на тему жизни и смерти. И потому настоящий роман о коронавирусе в России написан тремя годами раньше, чем мы узнали столь нервирующее мир словцо. Это роман екатеринбуржца Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него».
– Чем занимаетесь в режиме самоизоляции?
– Тем же, чем и всегда. Пишу и читаю. Мне подчас трудно разделить, когда я это делаю, что называется, по работе, а когда – для себя и для отдыха. Скучаю по футболу. Сожалею о несостоявшемся фестивале «Браво!», где надеялся пересмотреть лучшие спектакли театров нашей области. И ещё отвечаю на такие вот вопросы, о которых прежде и подумать не мог.
– Традиционный вопрос: что почитать этим летом?
– К нашим услугам вся русская и мировая литература. Читайте Чехова, Бунина, Салтыкова-Щедрина. Попытайтесь понять Платонова и Набокова. Откройте, если не сделали это раньше, Битова и Искандера. Перечитайте вновь актуального Трифонова. А под пляжным зонтиком можно скоротать часок с новым сочинением Акунина или Донцовой. Но что-то мне подсказывает, что пляжное чтение переносится на будущий год.
