«Мой любимый писатель» – новый проект Свердловской областной универсальной научной библиотеки им. В. Г. Белинского, который подразумевает серию творческих встреч с известными людьми Екатеринбурга. Писатели, художники, композиторы, режиссёры расскажут о текстах и авторах, которые произвели на них особое впечатление.
Первым гостем проекта стал драматург, режиссёр, писатель, руководитель «Коляда-Театра» Николай Коляда, и он рассказал…
...о современной прозе
В основном я перечитываю то, что читал в детстве и юности, когда ума-разума набирался. К современной прозе у меня сформировалось стойкое отвращение. Как-то один писатель сказал: «Уральскую литературу я в гробу видал», так вот я в гробу видал современную прозу. Начнёшь читать, две, три страницы, и так лихо становится, сил нет. Думаешь, ведь это всё ставится на пьедестал, об этом говорят, это издаётся миллионными тиражами! И как-то неловко становится за авторов, которые верят, что написали великолепно.
Настоящая, подлинная литература забывается, о ней не говорят, не пишут, не прославляют. Это невероятно обидно, но… видать, такое время. Как говорится, были хуже времена, но не было подлей. Возмущаться по этому поводу, истерить в социальных сетях – бессмысленно. Наше дело – огорчиться и надеяться, что всё это когда-то так или иначе закончится.
Я 28 лет преподаю в Театральном институте и научился читать «строчку вперёд», потому что на каждом занятии мне нужно выразительно, красиво, ярко читать какие-то незнакомые пьесы. И вот, когда берёшь какое-то прозаическое произведение, читаешь «строчкой вперёд» пару страниц, и всё – начинает мутить. И ты понимаешь, что читать это нельзя ни в коем случае. Не буду называть авторов, сами знаете.
О судьбе таланта
Книгу Горенштейна я две недели тому назад подарил одному из своих студентов Театрального института. В минувшую субботу он пришёл, вытаращив глаза: «Вот это писатель! Какая плотность! Я прочитаю строчку – полчаса думаю». Кто, вообще, знает Горенштейна? Мало кто. У нас многих талантливых писателей не знают.
Думаю, это от того, что у нас такая большая страна и в ней всего-всего так много, что появляется талантливый писатель, а его не поддерживают – сдохнет и сдохнет, подумаешь, ещё народится. В этом отношении я часто вспоминаю Польшу. Поляки найдут малюсенький талантишко и начинают с ним носиться: и премии давать, и в театре ставить, и издавать… Точно так же в Эстонии, Латвии, Литве. Там едешь и на каждом шагу видишь памятники поэту или писателю: тут он ходил, тут с собакой гулял и так далее. В этих странах ценится даже маленький талант.
А у нас… Последние месяца три я читал только Горенштейна и много об этом писал в интернете. Но не думаю, что кто-то побежал в книжный магазин. Ну, может быть, один-два человека купили какую-то его книжку и что-то прочитали. Горенштейн писал диалоги для фильма «Андрей Рублёв», писал сценарий «Соляриса» для Тарковского. Но его фамилия как-то незаметно промелькнула. А ведь Горенштейн – это настоящая литература.Когда ты встанешь перед Господом, что ты ему скажешь? Скажу: спасибо, Господи, за эту прекрасную жизнь, которую ты мне подарил!
Был блистательный уральский писатель Николай Григорьевич Никонов. Толкни прохожего: почему улица в Екатеринбурге называется Никонова? Никто не знает! Между тем те, кто сегодня «всплыл» – царица небесная! – мизинца Никонова не стоят. Проза у него, поверьте, хрустальная!
Как Бориса Рыжего не вспомнить! Но его сейчас издают миллионными тиражами. Боря полтора года работал в журнале «Урал», когда я там был редактором, мы с ним много общались… Всё, что связано с Борисом, я записал в дневник, и, когда помру – будет напечатано. А вслух ничего рассказывать не буду – не хочу участвовать в том, что сейчас происходит. Скоро будет годовщина, как Боря… И все будут рассказывать, как с ним пили, гуляли. И как довели его до петли! Бесят меня эти твари!
...О новой книге
Новую книгу рассказов, которая сейчас готовится к изданию, я написал от злости. Начитавшись всяких разных раскрученных писателей, я сказал сам себе: «Коляда, ты можешь сесть и показать, как надо прозу писать?» Сел да написал. Книга выйдет и наверняка кто-нибудь скажет: «Барахло!» А я думаю, что так надо писать, как я пишу (смеётся. – Ред). Извините за наглость.
Новая книга называется «Бери да помни». Почему? Я не так давно сказал своим студентам: «Завтрашнего дня может не быть». Это правда. И потом, Господом Богом, или природой, или провидением мне – мальчику из села Пресногорьковка Костанайской области – было что-то дано. Или, может, это последствия удара током, после чего у меня палец кривой? Так или иначе, но все в моей семье остались колхозниками, а я работаю в театре, стал писателем, езжу по городам и странам, мои пьесы ставятся по всему миру (я написал 140 пьес, 120 из них поставлено). То есть дано тебе что-то, Коляда, ты должен об это помнить. Помнить и беречь. «Бери да помни». У Астафьева в 60-х годах был невероятно пронзительный рассказ под таким же названием.
Одному дано одно счастье, другому – другое… Я невероятно счастливый человек. Вот спрашивают: когда ты встанешь перед Господом, что ты ему скажешь? Скажу: спасибо, Господи, за эту прекрасную жизнь, которую ты мне подарил!
...О сюжетах и боли
Сегодня шёл к театру, впереди – женщина, у неё в руках сумка. Я посмотрел на эту сумку и увидел, как она живёт. Увидел её квартиру в хрущёвке, её котика, который, извините, ссыт под линолеум в коридоре, и так далее. Только на сумку глянул! Я всегда говорю студентам: если ты взял человека, то бери большое увеличительное стекло и рассматривай сквозь него, входи в его мир. Нет ничего интереснее этого! И главное не КАК, а ЧТО. ЧТО ты хочешь рассказать людям.
Меня учили в Литинституте – всё проверяется по формуле: мысль – что я хочу сказать людям, слово – великий, прекрасный, могучий русский язык, характер человека – прежде всего. Это три кита и в прозе, и в драматургии, но всё это не имеет никакого значения, если всё это не пронизывает боль за человека. Если нет боли, ничего не важно – ни мысль, ни слово, ни характер. Как меня учили, так я и пишу, и живу.
...О мате
Студентам говорю: «Хватит материться!» Но, с другой стороны, мат – это неотъемлемая часть нашего языка, куда от этого денешься? Терпеть не могу, когда человек говорит матом и из его рта грязь потоком льётся. Но когда это необходимо, к слову… Скажем, пишет мой студент про то, что происходит с его ровесниками, и они у него общаются на литературном русском языке. И где тут правда жизни? В Пресногорьковке батюшка моей маме говорил: «Зоя Васильевна, почему вы не ходите в церковь, а?» Она отвечала: «Батюшка, простите, но я подматериваюсь». А как? На телёнка или на гусей: пам-пам-пам, тын-дын. Не будешь же им говорить: «Перестаньте!»Так вот, если человек подматеривается мило, почему бы и нет? А когда это площадная брань – противно.
