Птицы ищут дом. Реставратор Александр Калужников создаёт экологичные чучела

Птицы, сидящие на ветках под стеклом в Музее истории и археологии Урала, похожи на настоящих. Глядя на них, даже опытный орнитолог не сразу понимает, что это не чучела, а макеты из папье-маше. Об экологичном способе показать людям, как выглядят редкие виды, контроле популяции пернатых и многом другом рассказывает художник-реставратор Александр Калужников. Подробнее — в материале aif.ural.ru.

«Это не яйца Фаберже!»

Дарья Попович «АиФ-Урал»: — Александр Витальевич, вы изготавливали натуральные чучела с детства. Почему перешли на другие материалы?

Александр Калужников: — Давно вынашивал мысль — заменить настоящую кожу чем-нибудь искусственным, но сначала не знал, какой материал лучше подойдёт, и экспериментировал. Натуральные чучела быстро приходят в негодность: кожа со временем повреждается, а в шерсти заводятся паразиты. Для того чтобы сохранить такие экспонаты, их обрабатывают токсичными веществами, например, мышьяком, а мы, реставраторы, им дышим! И несмотря на все ухищрения, они всё равно остаются хрупкими, поэтому их крайне сложно вывозить куда-либо на выставки в другие музеи.

Раньше, когда работал в отделе природы Свердловского областного краеведческого музея, мне как таксидермисту часто давали задания — самостоятельно добывать экспонаты. Так и пополнялись коллекции музеев, ведь того, что приносили охотники, было недостаточно. Я, конечно, увлекался охотой, но со временем стал задумываться: зачем убивать птиц, особенно редких, если можно смастерить их модели из других материалов? Тем более что в истории уже были подобные примеры.

В XX веке таксидермист Карл Эйкли, ставший известным защитником природы, первым начал изготавливать модели для чучел из папье-маше. Оказалось, что с их помощью можно точнее передать рельеф тела животного. Мастер лепил анатомическую модель из глины и делал с неё гипсовую форму. А в этой форме изготавливал модель из папье-маше. Каркас получался лёгкий и анатомически точный. Поначалу Карл Эйкли был страстным охотником, но потом стал фотографом-натуралистом и, как я уже сказал, зоозащитником. Он снимал диких животных в Африке и создал там заповедник, в котором по сей день живут гориллы.

В старые времена окружающий мир ещё не был так полно описан. Сохранить шкуру животного в экспедиции, а затем изготовить чучело для музея — вот для чего применялось искусство таксидермии. Не было возможности воспроизвести птиц и животных из чего-то искусственного. А сейчас у нас есть столько справочных материалов в открытом доступе, и можно посмотреть, как выглядит та или иная птица.

Задумавшись над этим, пять лет назад я начал делать модели птиц. Подобный опыт работы с материалом у меня, можно сказать, был: ещё в советские годы вместе с бабушкой создавал из бумаги копии растений — получалось реалистично. Также я руководил перевозкой и восстановлением диорам в отделе природы Свердловского областного краеведческого музея.

— Какую птицу вы сделали в первую очередь?

— Одной из первых была иволга — сделал её в качестве эксперимента. В тот раз мою мастерскую, которая находилась в подвале дома, затопило. Там стояли и натуральные чучела, которые я реставрировал, и уже были новые модели из папье-маше. Они-то как раз уцелели. Понял, что такая бумага — надёжный материал, поэтому продолжил с ней работать. Таких птиц и вывозить удобно, например, в другие музеи — они не ломаются при перевозке.

— С чего начинаете изготовление бумажных моделей?

— С точных измерений. Прежде всего, надо определить, сколько сантиметров — спина птицы, какого размера её клюв, крылья, глаза... Обычно измеряю старые чучела или смотрю информацию в справочниках в интернете. Все соотношения важны, даже такая мелочь, как расстояние от кончика крыла до кончика хвоста. Если это не учесть, сходства не будет. Получается настоящее птицемоделирование! При этом очень важно показать видовые признаки: полоски на груди, например. А ещё есть оперение — первостепенные и второстепенные перья. Перед тем, как приклеивать их к корпусу, в каждое нужно вставить проволоку, чтобы оно лучше держалось. Делаю примерно 40 перьев для крыльев, не считая тех, которые есть в хвостовой части.

В то же время не вижу смысла по многу часов прорисовывать каждое пёрышко: это же не яйца Фаберже! Главное — передать общее сходство, не углубляясь в детали слишком сильно. Хотя и для этого нет препятствий.

«Это куколки»

— Какие ещё  материалы используете?

— Кроме папье-маше беру гипс, пенопласт, иногда ткань. Насколько мне известно, в России никто не делает ничего подобного, поэтому с интересом слежу за моими зарубежными коллегами. В западных странах такие изделия стоят дорого, прежде всего, благодаря ручной работе — некоторые мастера корпят над каждым пёрышком, и это увеличивает стоимость. Особенно хорошо получается у испанцев, тем более что они используют дорогие материалы. Я же беру всё, что нахожу в отделе канцтоваров. Что-то покупаю в строительных магазинах. У меня нет правила, что всё обязательно должно быть из бумаги. Если она не подходит, спокойно заменяю её кусочками ткани или, допустим, пластилина. Начав работать, уже не могу остановиться!

— Сколько времени занимает процесс?

— Не считаю, сколько часов уходит на одну модель, потому что делаю штук пять одновременно. Пока одна из них высыхает, перехожу к другой. Заготовку вырезаю быстро, затем приклеиваю детали, окрашиваю акрилом. Работаю по принципу: вырезал, отложил, приклеил.

— Музеи, наверное, с удовольствием берут такие экспонаты…

— Увы, не все. Иногда мне говорят, что мои методы работы далеки от классики. Но ведь само время, в которое мы живём, диктует нам что-то совершенно другое! Какая уж тут классика?

Тем не менее, когда показываю работы профессиональным орнитологам, ни у кого из них ещё не возник вопрос: что это за птица? А раз сходство есть, так ли важно, есть ли на моих моделях настоящие перья?

— Сколько птиц вы уже изготовили?

— За пять лет больше ста. Некоторые из них находятся в музее «Оленьих ручьёв». За минувшую зиму сделал 22 птицы средних размеров. Крупных у меня не так много. Например, сейчас работаю над цаплей. Остановиться не могу: у нас на Урале существует около 230 видов птиц, сто из них уже сделано! Осталось чуть больше половины. Хотя вообще-то мне уже сложно этим заниматься — стал хуже видеть.

— Однако вы продолжаете работать…

— Да, потому что понимаю, как моя коллекция важна, например, детям. К нам в музей постоянно приходят школьники, для которых проводятся занятия, в том числе им показывают мои изделия. Маленькие всегда спрашивают, убили птичку или нет, — для них это очень важно. Глядя на этих птиц, малыши говорят: «Это куколки!» – и не боятся их. На примере моих работ показываю ребятам, что можно познавать животный мир не только по натуральным чучелам. Пусть они поймут это как можно раньше!

Кроме того, я и сам учу их делать модели: мы отливаем лягушек из гипса. Дети находят в интернете, как те выглядят в природе, и с удовольствием их раскрашивают. А когда покроют лаком, получается так похоже — от живой не отличишь! Когда делал макеты для станции юннатов, использовал эпоксидный пластилин, он более прочный — детские ручонки могут оторвать всё что угодно.

Сохранить коллекцию

— Но ведь вы говорите, что сами когда-то увлекались охотой. Значит, ваше отношение к этому занятию изменилось?

— Не кардинально. По-прежнему считаю, что грамотная охота только помогает сохранить популяцию, а не уничтожает её. Изучаю, как это происходит в мире, и вижу, что в той же Африке и в арабских странах многие виды вырезают подчистую, а те, что остаются, летят к нам на гнездовья. В некоторых европейских странах существует и охота, и защита прав животных, причём одно другому не мешает.

В России ситуация обстоит иначе: у нас охота стала занятием, доступным только для самых состоятельных слоёв населения. Такое явление, как деревенский охотник, ушло из нашей жизни.

Недавно проходила встреча орнитологического общества с председателем общества охотников и рыболовов Свердловской области Ильёй Гуриным. Он обратил внимание, что мы добываем не так много животных и птиц, по крайней мере, многие из них погибают далеко не по вине охотников. Одно только загрязнение Чёрного моря уничтожило почти всех зимующих там птиц. Гербициды на полях тоже их убивают. Сам я больше не охочусь, но очень люблю фотографировать птиц в лесу. У меня есть серия таких снимков, где как раз наши, уральские виды.

— Есть ли покупатели у экологичных чучел?

— И да, и нет. Вижу, что всё это пользуется спросом за рубежом, но делать модели птиц кому-то на заказ не берусь, потому что и так загружен работой. Самое главное для меня — сохранить коллекцию. Пока мои птицы выставлены в одном из музейных залов, но скоро будут лежать в коробках до следующей выставки. У музея нет помещения для того, чтобы я мог сделать там полноценную постоянную экспозицию.

У меня есть мечта — создать свой музей, Дом птиц, в котором можно было бы выставить все виды пернатых Урала. Хотел бы показать в диорамах разные периоды их жизни: брачные игры, строительство гнёзд и так далее. Давно хочу сделать птиц в полёте, но те заняли бы слишком много места.

Кроме того, мечтаю, чтобы моя мастерская работала при нашем музее. Тогда молодые мастера перенимали бы мой опыт. Остаётся лишь надеяться, что найдутся увлеченные люди, которые заинтересуются моей идеей. Хочется найти помещение, где всем птицам будет просторно и куда смогут приходить и взрослые, и дети, а я смогу передавать знания молодым. Ведь живое общение не заменишь никаким искусственным интеллектом!