В годы Великой Отечественной войны Свердловск «приютил» у себя экспонаты трёх знаменитых музеев: Государственного Эрмитажа, Оружейной палаты Московского Кремля и музея «Херсонес Таврический» в Севастополе. История последнего мало известна большинству уральцев, хотя она — самая драматичная из трёх. Подробности — в материале ural.aif.ru.
Один и без оружия
Если сокровища Эрмитажа и Оружейной палаты эвакуировались в режиме строжайшей секретности и под усиленной вооружённой охраной, то ценности музея в Севастополе вывез из города один человек — Станислав Францевич Стржелецкий. Он совершил настоящий подвиг: за 105 дней преодолел почти 6 тысяч км по территории пяти республик (РСФСР, Грузия, Азербайджан, Туркмения и Казахстан), переправившись с 8 тоннами музейного добра через два моря — Чёрное и Каспийское.
Военная неразбериха, голод, холод, отсутствие тёплой одежды, дефицит воды, тотальное безденежье, постоянные скандалы и конфликты, тревожные вести с фронта сопровождали учёного на протяжении всей его Свердловской одиссеи. Но в результате «Херсонес Таврический» стал единственным музеем в Крыму (из 25 действовавших до начала войны), который успешно провёл эвакуацию фондов.
В глубокий тыл
В 1941 году Стржелецкий был старшим научным сотрудником Херсонесского музея, проводил археологические раскопки, работал над диссертацией. В самом начале войны он с тремя коллегами написал заявления с просьбой отправить их на фронт. Но Станислава Францевича ждала другая задача. Уже 24 июня во двор музея упала бомба, сильно повредившая здание. Экспозиции свернули, экспонаты начали прятать в подвал. Встал вопрос об эвакуации ценностей в глубокий тыл.
Музейный груз состоял из 108 ящиков: с наиболее ценными находками (посудой, скульптурой, монетами и прочими древностями), книгами, отчётами о раскопках и негативами. Однако к сентябрю переправлять всё это добро по суше было уже нельзя. Было принято решение перевозить морем.
Проблемы начались уже в порту Севастополя: часть ящиков была повреждена при погрузке. Тем не менее 18 сентября 1941 года, когда сухопутное сообщение между Севастополем и Большой землёй было прервано, теплоход «Волга» снялся с якоря, проскользнув через двойные противолодочные заграждения (минные поля), вышел в море и направился в Новороссийск. Судно увозило подальше от войны сотни женщин, стариков, детей и экспонаты музея «Херсонес Таврический».
Сон в саркофаге
Сохранился путевой дневник Стржелецкого, материалы которого стали известны на Урале благодаря доктору исторических наук, профессору УрФУ Алле Романчук. Согласно этим записям, судно не стало заходить в Новороссийск. По пути теплоход встретил вражескую подводную лодку и направился в порт города Поти. Это сильно осложнило дальнейшую эвакуацию ценностей.
В Поти Стрежелецкому отказались предоставить вагон, поскольку соответствующий наряд на него был отправлен в Новороссийск. Лишь благодаря попутчику — директору одного из севастопольских заводов — груз удалось довезти до Тбилиси. Но из-за отсутствия денег возникла проблема с оплатой вагона. После беготни по разным инстанциям учёный нашёл поддержку в лице Академии наук Грузии. Лишь 10 октября отбыли в Баку.
В вагоне Стржелецкий умудрялся заниматься научной работой. Из двух ящиков он соорудил в вагоне стол, укрепил на нём чернильницу. Постелью ему служил мраморный саркофаг II века.
В октябре ситуация на фронте обострилась: «Наступили тревожные дни на Донбассе. Создаётся угроза, что дальнейшее промедление приведёт к срыву проезда даже через Тихорецкую и Сталинград. Мариуполь, Таганрог пали...»
Второе море
Дальнейшие записи говорят сами за себя и не требуют комментариев. Голод, холод и постоянные задержки преследовали учёного почти до самого Свердловска.
«Отсутствие самого необходимого — хлеба и воды. Об остальном не приходится и говорить. Отойти от станции нельзя, ибо никто не знает, куда и когда повезут дальше».
«Магазин есть, но проезжающим ничего не продают. Единственное спасение — маленькая и грязная деревушка, где можно купить молоко по доступной цене, иногда — мясо».
«Каждые 4–5 минут проносятся огромные составы: одни на север с армией, другие — на юг с оборудованием и кадрами крупнейших заводов».
«Из вагона заставили разгрузиться. Только с крупным скандалом удалось отстоять ценности и не выгрузить их под дождь. Наконец вагон пригнали на одну из пристаней. Во дворе снег и холод. Погревшись в бараке, опять спешишь к вагонам».
К слову, в те дни один из ящиков с негативами был украден. Вряд ли похитителя интересовали музейные ценности. Дело в том, что на ящике было написано «Сливочное масло». Разбираться, обращаться в милицию времени не было: необходимо было переправлять груз через Каспий.
«Беспрерывно идёт дождь со снегом и основательно продувает. На море шестибальный шторм с соответствующими последствиями на желудки непривычных украинцев и краснодарцев. Из продуктов одна лепёшка на весь путь».
Цена булки хлеба
После прибытия в Красноводск эвакуация пошла веселей: «Начались морозы. Чернила замёрзли от холода, даже читать пропала охота. Есть абсолютно нечего. Одно утешает — быстрота движения. За сутки проехали свыше 500 км. Ташкент, Ашхабад и другие станции проезжали ночью без остановок».
«Плохо с питанием. Выстояв 5—6-часовую очередь, можно получить 0,5 кг хлеба. Однако здесь мне повезло. В моем составе ехали старички-супруги с Донбасса в Оренбург к дочке. Ехали в вагоне, который направлялся в Омск. Попросились ко мне в попутчики. Согласился, если будут в пути кормить. Впервые после Тбилиси ел настоящий обед».
«Мороз. Главное страдание от него. Хождения за помощью в Актюбинске. Выдали 75 рублей — цена булки хлеба. Отойти от вагона нельзя — всё время перетаскивают с пути на путь. Хочется есть. Вспомнил, что старички срезали и складывали корки на дно ящика».
«До Челябинска доехали быстро, но до Свердловска еле тащились. Останавливались на маленьких полустанках, на которых даже 75 рублей, полученных в Оренбурге, я истратить не мог. В Челябинске удалось достать 2 кг хлеба, которые и служили пищей до Свердловска. 23 декабря вознаградил себя за 8 дней голодовки сразу же двумя обедами».
В доме Ипатьева
«Свердловск произвёл с первого же момента прекрасное впечатление. Прежде всего, здесь как нигде поставлено дело по обслуживанию питанием эвакуированных. А это для приехавших самое главное. Утром 24 декабря, ободранный и грязный, пришёл в музей, где был тепло встречен директором Антониной Петровной Курбатовой и всеми сотрудниками».
Как выяснилось, уральцы уже получили запрос из Наркомпроса о судьбе Херсонесского музея и очень волновались. Стржелецкого зачислили в число сотрудников краеведческого музея, выделили ему денежное пособие, тёплую комнату и обувь, предоставили транспорт. В январе 1942 года имущество Херсонесского музея было помещено в здание Музея революции, занимаемое сокровищами Эрмитажа, а точнее — в бывший дом инженера Ипатьева...
В дальнейшем в судьбе эвакуированной коллекции большую роль сыграл сотрудник Свердловского педагогического института Евгений Суров. В 1944 году все экспонаты были возвращены в Севастополь, но вся эта история имела далеко идущие научные последствия. Например, в 1958 году была создана Крымская экспедиция Уральского государственного университета, которая на протяжении почти полувека вела в Херсонесе археологические раскопки.
В 2014 году, после воссоединения России и Крыма, сокровища Херсонеса снова вернулись на Родину. Но это уже совсем другая история.
Спасти Рембрандта. 
Обречённый на воскрешение. Можно ли вернуть дом инженера Ипатьева 
«Уральские черти». Что помнят об УДТК нацисты и как славят подвиг на Урале 
Стихи «За ленточкой».