«Было страшно выйти на улицу», «Могли устроить расправу за пару сережек» – такие истории мы слышим в разговорах о жизни в 90-х. В стране происходили серьезные изменения: экономический и политический кризисы, появление частного промышленного производства и борьба за лучшую жизнь, которая нередко сопровождалась нарушением закона. Как спустя почти полвека ощущаются отголоски прошлого, может ли Россия вернуться в 90-е – «АиФ-Урал» рассказал доцент Уральского государственного юридического университета, кандидат юридических наук, криминолог Данил Сергеев.
Сделано в СССР
Милена Гнатив, «АиФ-Урал»: - Данил Назипович, когда начались 90-е?
Данил Сергеев: – Феномен 90-х начался гораздо раньше времени, когда они настали, и имел под собой четко выстроенную последовательность событий, которые привели к уникальной для российской истории эпохе. Среди народа ходил миф, что в СССР не было преступности. Как он появился? Во-первых, официальная статистика была закрыта. Она нигде не публиковалась. СМИ не транслировали информацию о преступлениях, даже очень зловещих и страшных. Громкие преступления, например, дело серийного убийцы Чикатило, не освещались в СМИ должным образом. Чикатило никто не боялся, так как в то время просто не знали о его существовании. Боятся сейчас, когда его 30 лет нет на свете. Малоизвестный факт, но Чикатило совершил преступление и на территории Свердловской области, а это ведь было тоже неизвестно.

Во-вторых, статистика преступлений была недоступна, потому что в Советском Союзе, как в социалистическом обществе, преступности не должно было быть. Издавались целые криминологические сборники с объективными данными о преступности, но все они имели гриф «для служебного пользования». Студенты не имели права выносить эти книги из аудитории. Они могли только ознакомиться с ними и положить обратно на полку. Информация о преступности не выходила за пределы профильных ведомств.
– Но было же и снижение уровня преступности?
– Да, в 1985 году начинается снижение преступности. Главная причина – антиалкогольная кампания. Количество убийств упало примерно в два раза, так как их основным фоном был алкоголь и они носили бытовой характер. Однако антиалкогольная кампания уменьшила количество преступлений только в краткосрочной перспективе. Вскоре появились те, кто научился обходить запреты, образовался нелегальный рынок алкоголя. Еще один фактор «снижения» преступности – ослабление правоохранительной системы вслед за всем государством. Появились большие проблемы в регистрации правонарушений. Например, по делу Михаила Попкова («ангарский маньяк» – российский серийный убийца. – Ред.), который начал совершать злодеяния в 90-е, первые преступления оставались латентными по разным причинам.
– Можно ли сравнить уровни преступности прошлого и нынешнего времени?
– Сравнивать преступность советскую и современную очень трудно, так как значительно трансформировалось уголовное право. Например, в Советском Союзе наказывалась спекуляция, а сейчас это считается бизнесом, в котором люди получают общественное признание. Сейчас появились составы преступлений, которые были немыслимы в советское время, например, определенные экономические преступления. Поэтому напрямую мы можем сравнивать только по убийствам и кражам.
В прошлом году в России было 6 732 убийства. Для сравнения, в 1980 году их было 13 400, а в 1990-м – 23 200. Разница в цифрах колоссальная. Сейчас в Следственном комитете есть специальное подразделение по расследованию преступлений прошлых лет. Его сотрудники занимаются делами из архивов и поиском возможных причастных лиц. И у них есть успехи. В делах, где сохранились вещественные доказательства, где возможно провести ДНК исследования, раскрываемость есть. Например, в нашем регионе не расследованы, по крайней мере, две серии убийств. Сейчас уже преступлений этих серий нет, но дела так и остаются не раскрытыми.

Стоять, бояться!
– Что же влияло на преступность в позднем СССР?
– Главными двигателями регресса стали мощная профессиональная преступность и теневой бизнес. Под профессиональной преступностью понимаются субъекты, для которых преступление – это основной доход, то есть которые живут только за счет нарушения закона. Также это теневой бизнес. Цеховики – это предприниматели, которые тайно, на свой страх, под угрозой уголовной ответственности занимались бизнесом. Шили джинсы, производили технику и товары народного потребления и продавали это на черном рынке.
– Была ли определенная иерархия в преступном мире?
– Во главе профессиональной преступности в Советском Союзе стояли воры в законе. В то время тюремный опыт определял статус человека в криминальном мире. Советский вор в законе – это всегда карманник или мошенник, этакий ловкий делец, на руках которого нет крови. Карманник считался верхом карьеры преступника. Как и в большинстве современных профессий, у преступников был свой кодекс. «Профессиональный кодекс» содержал неформальные правила поведения, которые регулировали жизнь и работу криминального мира. Любой человек, который попадал в это единство, не мог быть вне системы. Такой своеобразный уклад и разрушили 90-е. Под Екатеринбургом, тогда Свердловском, был Шувакишский рынок, это был центр обитания цеховиков. К концу 80-х они были под властью, как говорили формально, Деда Хасана (Аслан Рашидович (Рашоевич) Усоян – советский и российский криминальный авторитет, «вор в законе». – Ред.). Он имел большие интересы в Свердловске.
Подмена понятий
– Что же изменили 90-е?
– Наступает крах Советского Союза. Возникает новая экономика: отпускаются цены, появляется кооперация, потом она превращается в частный бизнес. Образуются частные предприятия, к которым сразу возникает интерес со стороны криминала. Однако старый советский преступный мир не был готов к этим трансформациям. Они привыкли жить в реалиях, которые формировал советский строй, и воровать в условиях командной экономики. Бизнес для них был чем-то чужим и посторонним, точно так же, как и для большинства населения страны.
– Получается, им нужна была замена?
– Да, на пятки грозным преступникам начали наступать так называемые «спортсмены» или бандиты, предыстория которых также начинается в 80-е. Старых воров называли «блатными», черными или синими (на Урале). «Спортсмены» не были связаны профессиональным кодексом и не имели тюремного опыта. У них были амбиции и желание заполучить богатство. Они происходили из дворовых клубов по интересам, спортивных клубов и постепенно приобретали черты небольших боевых организаций.
– В конце 80-х завершилась Афганская война, насколько сильно это повлияло на феномен 90-х?
– Важным фактором развития преступности в 90-е был «афганский фактор». В 1989 году Советский Союз вывел войска из Афганистана, и на фоне краха СССР наблюдалось снижение уровня социальной защиты ветеранов. Они лишились льгот, и вместе с этим возникла ситуация, когда большое количество людей, ожидающих помощи за военные заслуги, оказались без соцподдержки. Им обещали жилье, но они его не получали. Несколько домов в одном из районов Екатеринбурга были захвачены ветеранами войны в Афганистане. Они увидели дома, строительство которых закончилось, а квартиры в них им не дали. Поэтому они решили сами взять их. Узаконили, кстати, этот захват чуть ли не в 2000-е. В уральской столице была сильна так называемая афганская мафия. На основе некоторых групп ветеранов формировались такие полевые организации, которые либо вели самостоятельную игру, либо объединялись с кем-то в разные периоды. Часть сообществ до сих пор есть, однако весь бизнес уже легальный и связи с криминалом не имеет.

– В то время начали активно распространяться запрещенные вещества, это так?
– В Советский Союз их стали привозить многочисленные советские специалисты, работавшие в Афганистане. Там это часть местной культуры. Известный криминолог три года был советником министра внутренних дел Афганистана и жил в Кабуле. Он рассказывал, что по приезде к нему прикрепили слугу. А кому-то кроме прислуги предлагали средства для снятия стресса известного происхождения. Советский профессор, полковник милиции, впервые об этом узнал. Во времена Афганской войны это были капли в море, однако после поток изменился. Ввоз начал расти, когда уроженцы Таджикистана начали завозить запрещенные вещества в желудках и других местах килограммами. Это произошло из-за того, что рухнула и не охранялась граница между Таджикистаном и Афганистаном.
– А финансы пели романсы…
– Немаловажный фактор – резкое обнищание и закрытие предприятий. Трудно сказать, что в СССР люди были богатыми, все жили примерно одинаково, а достаток измерялся наличием квартиры и машины. В 90-е же перестали платить зарплату. Появляется большой соблазн заработать нечестным способом. В то время основным фоном преступлений становится корыстный умысел. Это естественный процесс: возникает бедность, сразу же увеличивается преступность. Однако появляются и те люди, которые хотят честно заработать: кооператоры, бизнесмены, к которым ранее упомянутые «спортсмены» начинают проявлять интерес. Что же они делали? Предлагали свою защиту. Что означала эта защита? Вы нам платите, никто вас не трогает, потому что, если вы не платите, кто-то придет и отберет у вас все.

– Если есть военный и финансовый факторы влияния, то должен быть ответ со стороны государства?
– Еще один фактор – слабость государства и отсутствие действенного механизма разрешения споров. При разрушении Советского Союза рухнула привычная для граждан система взаимодействия с властью. В советское время сотрудники милиции были авторитетом для населения, однако в 90-е все изменилось. Милиционеры не получали зарплату так же, как и все остальные.
– Были ли интересные случаи в Екатеринбурге?
– У меня один знакомый, дослужившийся до полковника милиции, говорил, что днем работал в ОБЭП, а вечером подрабатывал вышибалой в казино «Катариненбург». Государство отстранилось, так как не было действующего механизма. В современных реалиях, когда происходит спор, мы обращаемся в суд. А в 90-е люди обращались к «братве», потому что у нее была реальная власть и силовые механизмы. В суды ходить было не принято.
Рассмотрим на примере одного из дел. В Екатеринбурге в 90-е было возбуждено уголовное дело. Арбитражный суд Свердловской области тогда находился в здании бывшего обкома партии. Однако, помимо суда, в здании было много арендаторов. Кабинет судьи, потом арендатор и так друг за другом. Одна из схем работы была такая: адвокат предлагал предприятию решить проблему в суде за большие деньги. Ему давали определенную сумму, которую впоследствии должны были передать судье, а последний вынесет «нужное» решение. Истец приходил в суд, выигрывал дело, решение которого не обжалуют. И когда наставал момент получить исполнительный лист, он приходил за ним в суд, а ему говорили, что такого судьи там вовсе нет. Вместо кабинета, где проходил процесс, уже находится арендатор. Конечно, истец не пойдет в правоохранительные органы со словами: «Я хотел дать деньги судье, а мне подсунули актера». Он понимает, что его развели, но об этом никому не скажет. В современном мире ситуация изменилась на 180 градусов. Попробуйте сейчас в суд зайти просто так. И как бы мы ни критиковали действующую систему правосудия и прочее, она работает, есть нотариусы, которые тоже обеспечивают эту стабильность.
– Екатеринбург – криминальный город?
– Откровенно кровожадных эпизодов здесь не было. Преимущественно столкновения были между конкурирующими группировками. У нас есть целый «памятник» тому времени. Он находится между улицами Свердлова и Испанских Рабочих. Сейчас там обычный продуктовый, но до этого располагался магазин «Березка» – уникальное место, где можно было купить зарубежные товары за инвалютные рубли. В Советском Союзе экономика была командная и купить валюту было нельзя. Уголовный кодекс предусматривал смертную казнь за валютные операции в особо крупных размерах. Советские инженеры, специалисты, дипломаты, которые выезжали на работу за границу, получали зарплату не в долларах, а в инвалютные рублях. Это были так называемые чеки Внешпосылторга. Они были похожи на банкноты с надписью «подделка карается по закону» и «передача чека другим лицам для его продажи карается по закону». «Спортсмены» собирались около магазина и предлагали поменять желающим гражданам инвалютные рубли на советские. Ломщики чеков, уверенные в своей безнаказанности, виртуозно обсчитывали своих «клиентов».

Ждать или не ждать?
– По итогу: к чему мы пришли в конце 90-х?
– В сухом остатке в 90-е возникла новая экономика. В нынешнее время новой экономики не возникнет, в России она теперь капиталистическая, хоть и с элементами государственного капитализма, но тем не менее чего-то нового, как в 90-е, не произойдет. Государство стало сильнее и устойчивее. Отсутствие действенных механизмов разрешения споров разрешилось расцветом судебной ветви власти. Выход профессиональной преступности из тени нам тоже не грозит, так как последние воры в законе старой советской формации сошли с дистанции около десяти лет назад. Уже не осталось так называемых классических представителей старого криминального мира.
Ключевой урон в системе старой советской преступности нанесла сначала часть 4 статьи 210 Уголовного кодекса, а затем статья 210. Это называется занятие высшего положения в преступной иерархии. Теперь само по себе объявление себя вором в законе, без каких-либо дополнительных оговорок, уголовно наказуемо серьезными сроками. Появление организованной преступности для 90-х было чем-то новым. Представьте, милиция резко столкнулась с тем, что бригады вышли на улицы и начали устанавливать свои порядки. Сейчас правоохранительные органы знают об этом все, у них есть ресурсы для того, чтобы контролировать это. Резкого обнищания также не произойдет. Нельзя сказать, что в современном мире кругом одни олигархи, но такого уровня нищеты, который был в 90-е, конечно, сейчас нет. Новый «афганский фактор», которым периодически пугают, тоже исключен. Для ветеранов СВО сразу выстроена обширная программа соцзащиты, предусмотрены мероприятия по трудоустройству, получению новых профессий, льготные условия в самых разных сферах. И получается, что все факторы, которые привели в то время к появлению преступности, отсутствуют. Но это не значит, что мы живем в абсолютно безопасном обществе, где чего-то другого возникнуть не может. Карл Маркс говорил: «Когда в Англии перестали сжигать ведьм, начали вешать фальшивомонетчиков».
Наши дни
– Что же будет дальше, если не 90-е?
– Преступления все больше будут уходить в цифровую сферу. Кто мог подумать несколько лет назад, что мошенники смогут менять голоса и лица, выдавая себя за родственников или коллег. Сейчас у нас появились такие понятия, как кибербуллинг, кибернасилие. Если раньше «травля» происходила чаще всего в очном формате, то сейчас почти все находится в интернете. Оскорбления, гневные комментарии, хейт и прочие проявления неуважения передаются по Сети. Молодежь не относит действия в интернете к своей личности, для них это обезличенный мир. Это как раз криминологический процесс ухода насилия в виртуальную сферу.
В России, как и во всем мире, на протяжении 30 лет снижается количество убийств. Однако при этом растет численность половых преступлений, в том числе в отношении несовершеннолетних. В первую очередь это связано с развитием одиночества, кризисом семьи. Кризис семьи начался с Японии. Понятие «семья» вымирает в сознании современных японцев. Там до 50 лет с мамой живут. Они стесняются создать семью, не умеют уживаться друг с другом. В современном обществе работает так называемая криминология образца, и, к сожалению, чем больше мы говорим о преступлениях, тем чаще видим примеры того, что они начинают воплощаться в жизнь.
– Получается, бояться не нужно?
– Судьба преступного мира 90-х и его участников неоднозначная: большое количество бандитов убиты, скрываются или отбывают тюремный срок. Другие ударились в религию, ушли в монастырь или ведут тихий и малозаметный образ жизни. Однако сейчас Следственный комитет начинает расследовать преступления 90-х. Постепенно появляются новые приговоры, в том числе и в Екатеринбурге. Тема 90-х не забыта и еще не раз будет всплывать в воспоминаниях граждан и залах суда страны, однако повторения прошлого ожидать не нужно.