Необычные перформансы
Ольга Маслова, «АиФ-Урал»: – Александр, вы и ваш коллектив не останавливаетесь на известных музыкальных форматах – вам подавай совместные концерты оркестра с рокерами, рэперами и диджеями. Как долог был путь к желанию рождать подобный синтез?
Александр Жемчужников: – Изначально подобными экспериментальными концертами я начал заниматься еще во время учебы в консерватории, в начале 2000-х. Это было и нетрадиционное ведение выступления, и какие-то странные для публики программы, а не так, что исполнялся один Иоганн Себастьян Бах и стандартная программа, посвященная его творчеству. Мы создавали по-настоящему необычное действо, которое перемежали даже с художниками. Спустя какое-то время, после творческой паузы, я вернулся к экспериментальному пути. Конечно, я был не один, со мной были замечательные музыканты. Я им просто сказал: «Ребята, есть такое предложение – играть концерты, начиная от современной классики и заканчивая современной музыкой в самом широком понимании этого слова». Несмотря на неизведанность этого направления, все ответили «да». И вот с того момента понеслось. В общем-то, все вышло, как задумывалось, – сейчас мы и играем современных композиторов, и устраиваем необычные для оркестровых коллективов перформансы.
– На ваших выступлениях видно, что позитивный посыл от музыки получают и участники коллектива, они у вас почти не сидят на месте!
– Благодаря необычному наполнению программы, в том числе, например, участию диджеев, музыканты чувствуют себя более раскрепощенными, они более вольны в своих телодвижениях, нежели на стандартном концерте классической музыки. Слушатели получают необходимую для восприятия композиций энергетику. Во время исполнения классического произведения такое раскрепощенное поведение музыкантов на сцене представить сложно.
– Какая реакция у диджеев и музыкантов, работающих в различных электронных направлениях, когда устроить совместный концерт им предлагает оркестр? Наверное, недоумение?
– Да в общем-то нет. Знаете, никакого недоверия или недоумения мы никогда не встречали и за время нашего существования уже успели посотрудничать с несколькими известными диджеями. Это и Никита Забелин, и Максим Одоевский, и Павел Широковский, и Егор Холкин. В принципе, все адекватно восприняли участие в нашем проекте. Они это делали не оттого, что других проектов нет, а потому, что им тоже интересен такой синтез, казалось бы, совершенно разных направлений: электронной и классической музыки. Отзывы от наших коллег после подобных концертов только положительные, и мы на этом не расходимся, всегда имеем друг друга в виду, чтобы порадовать слушателя новыми необычными программами. К слову, с некоторыми из диджеев мы выезжали за пределы Екатеринбурга, участвовали вместе с ними в международных фестивалях.
– Насколько я знаю, вы единственный подобный оркестр на всей территории России?
– Вы правы, в России подобных коллективов нет. Единственное, нечто похожее есть за границей, и, в отличие от нашего опыта, там все масштабнее. Они могут позволить себе посадить на сцену полноценный симфонический оркестр, человек в шестьдесят, у нас же таких возможностей нет. У нас же всего двадцать человек, и оркестр, в общем-то, считается камерным, хотя по составу немного необычен. Я его называю мини-симфоническим (смеется), потому что в нашем коллективе, кроме струнных инструментов, есть три саксофона, флейты и фортепиано.
Москва нас не касается
– Вы имеете возможность сравнить публику в разных крупных городах нашей страны, какова все-таки реакция слушателей на ваше творчество?
– Помню, участвовали мы в фестивале современной академической музыки в Нижнем Новгороде. Проводился он прямо под открытым небом, на улице, как если бы у нас на Вайнера, – и могу сказать, что внимание к нашему творчеству было велико. То есть, по сути, не было зала и не было определенного зрителя – люди ходили мимо, и если им нравилось, то оставались послушать композицию до конца. Другие коллективы на этом событии в основном исполняли произведения современных композиторов – концептуальные, тяжеловесные, где-то непростые в восприятии для неподготовленного слушателя. Когда же перед публикой появился «Другой оркестр», любопытствующих у сцены было намного больше. Отчасти дело в том, что мы делаем упор в репертуаре на музыку именно уральских композиторов, которая часто представляет из себя нечто своеобразное. Ну и, конечно, неизменным вниманием публика реагировала на второй блок нашего выступления, куда вошли драм-н-бэйсовые композиции. Людям это очень интересно – оркестр перекладывает на свой язык электронную музыку, и они хотят слышать, что из этого выйдет.
– Есть ли у композиторов нашего края какая-то особенность?
– Особенность, бесспорно, есть. У нас в плане музыки очень самобытный край, в том числе и потому, что мы далеко от Москвы. На нас не давит то, что происходит в столице, а там происходит полный, я так называю, культурный геноцид со стороны Европы и Америки, этой англосаксонской культуры. Большинство людей смотрят в ту сторону с открытыми ртами, не замечая, что у них под носом тоже творится нечто прекрасное. А те, кто живет на Урале, этому влиянию не подвержены, Москва нас не касается. Тем более, в последнее время Москва вообще превратилась в отдельное государство, все это понимают. Соответственно, у нас музыку создают так, как чувствуют, а не так, будто над автором кто-то навис. Из этого процесса часто получаются яркие, интересные произведения.
– А в родном Екатеринбурге у вас много поклонников? Все-таки композиции вы создаете очень специфические.
– На самом деле количество слушателей всегда разное. Когда мы делаем программу современных классических композиторов, то вместо четырехсот человек приходит сорок. Это, конечно, печально на самом-то деле, потому что хочется, чтобы публика собиралась и в случае необычных программ, перформансов, и в случае программ, составляющими которых являются серьезные произведения. Ведь когда музыка специально написана, каким-то определенным композитором, это целый мир со своими законами и интерпретациями происходящего. Мир, в который слушатель может погрузиться с головой и открыть в себе что-то новое. Я не считаю, что публика не идет на концерты современной академической музыки от лени или оттого, что разучилась воспринимать подобные композиции. Часто оказывается так, что люди просто не знают о существовании другой музыки.
Вопрос на уровне государства
– Как же все-таки показать людям этот мир? Не за руку же тянуть на концерт, в конце-то концов!
– Я всегда говорил, что донести такую информацию можно лишь при помощи пропаганды – и все. Если по крупным телеканалам, например на Первом, в прайм-тайм будут показывать концерты классической музыки, то с каждым годом количество ее ценителей (или просто интересующихся) будет только расти. Многие даже не понимают, что есть современные композиторы, которые ведут традиции от Моцарта и так далее. Все думают, что композиторы – это те, кто пишут музыку для поп-исполнителей, какой-нибудь Меладзе или Крутой, – но это немного не то, эти люди больше композиторы-песенники, а не композиторы. Еще мне кажется, что композиторы еще в XX веке подгадили сами себе: они ушли в такие антимузыкальные дебри, что просто-напросто потеряли слушателя в погоне за экспериментами. Плюсом к тому появился мощный конкурент в виде поп- и рок-музыки.
– С другой стороны, всем известно, что концерты классической музыки вряд ли будут способствовать поднятию рейтингов главных каналов, поэтому вряд ли они пойдут на такой риск – отдавать под концерты прайм-тайм.
– Конечно, это уже вопрос на уровне государства. Если Владимир Владимирович скажет: «А вот надо!» – или Медведев постоянно будет говорить на публику: «Знаете, а у меня любимый композитор – Штокхаузен» – и будет об этом постоянно всем жужжать, а еще и на концерты ходить публично, тогда это был бы показатель и для тех, кто руководствуется такими авторитетами.
– С другой стороны, наше молодое поколение вряд ли в большом количестве смотрит тот же Первый канал – все в Интернете. Может, стоит организовать какую-то ознакомительную программу для школ?
– Может, в этом и есть смысл, но мне кажется, что когда в рамках той же школы силком пихается детям серьезная классическая музыка – это не всегда хорошо. Мне, думаю, повезло: я школьного начального музыкального образования не получил. Я благодарен родителям за то, что не отдали меня в музыкальную школу. Открытое для музыки сознание у меня получилось к девятнадцати годам, это тот возраст, когда я сам понял, чего хочу. У меня не сформировалось отвращения к музыке, потому что в детстве меня заставляли ей заниматься, – я, наоборот, ее очень любил. Есть люди, которые семь лет занимались в музыкальной школе, имеют за плечами четыре года профессионального училища, пять лет консерватории, а в итоге сами слушают того же Меладзе.