«Не вижу Шнурова в филармонии». В Екатеринбурге стартует месяц музыки Баха

В Екатеринбурге 1 марта начинается Bach-Fest, который пройдет в стенах Свердловской государственной филармонии в восьмой раз. Организатор фестиваля – один из востребованных органистов России Тарас Багинец. Почему Бах до сих пор жив, а Сергей Шнуров никогда не выступит в академическом зале филармонии и где связь между футболом и музыкальным образованием – органист рассказал АиФ-Урал.

Бах жив!

Дмитрий Шевалдин, АиФ-Урал: Тарас, фестиваль Bach-Fest пройдет в этом году в восьмой раз. Почему Бах и почему именно март?

Тарас Багинец: Существует три подхода к проведению фестиваля. Первый – от фонаря, когда хочешь, тогда и делаешь – Бах прекрасен в любое время года. Второй – дата его смерти: в Лейпциге, где Бах прожил вторую половину жизни и умер, так и поступили. И третий подход, наш случай – когда мы ориентируемся на дату рождения композитора (21 марта). Фестиваль – это, в среднем, восемь программ в течение месяца. Все – разножанровые и разноплановые. Ключевыми событиями будут открытие и закрытие Bach-Fest. Приедет дирижер из Германии Ханс-Йорг Альбрехт. Прозвучит 3-я оркестровая сюита и 29-я кантата Баха и Деттингенский Te Deum Генделя.

С репертуаром у нас проблем нет. Во времена Баха не было интернета и телевизора. Чем люди занимались? Делом! Музыкант того времени отличался от музыканта нынешнего. Допустим я, по меркам Баха, музыкантом бы не считался. Потому что не пишу. А профессии исполнителя тогда не существовало. Ты мог играть чужую музыку для разнообразия, но музыкантом считался лишь тот, кто пишет свою музыку. Темой фестиваля в этом году станет «Бах и его современники». Поэтому и на закрытии, 31 марта, мы сыграем два произведения Генделя и три – Баха.

– Не могу не спросить о главном: Бах жив? Актуальна ли его музыка сегодня?

– Конечно, Бах жив. В этом его особенность. На мой взгляд, он является самым исполняемым композитором, и еще 300 лет будет играться его музыка. Человек слышит в нем мелодии, созвучные с его настроением, желаниями и мыслями. Музыка Баха универсальна: может звучать в любое время дня и ночи, в любое время года, на любом инструменте и в любых акустических условиях. В этом ее уникальность. Нужно обладать редким талантом, чтобы испортить баховскую музыку. Правда, у некоторых и это получается! Но Бах всегда останется Бахом.

Моцарт – гениальный композитор. Пианистам и скрипачам известно, что у него «хрустальная» фактура: любая неточность вылезает, как иголка, и портит остальное исполнение. Бах более демократичен, он прощает недочеты. И это одна из причин, которые вывели Баха в ТОП мировых композиторов.

Орган, рок и Сергей Шнуров

– Кроме фестиваля и концертов в нашей филармонии, вы много гастролируете. Где находится лучший в мире орган, на котором вам приходилось играть?

– На самом деле много где. В Нотр-Дам де Пари великолепный орган. Или орган Арпа Шнитгера в Гамбурге. Но все они в Европе. В России не так много органов (меньше 100), и, в основном, они находятся в филармониях.

– Почему так сложилось?

– Изначально орган в церкви появился в VII веке. На Руси после прихода христианства в церквях использовался орган. Например, на фресках в Софийском соборе в Киеве неслучайно изображен органист за органом. Когда же церковь разделилась на Западный - римский и восточный - византийский обряды, получилось так, что византийцы убрали из церкви все музыкальные инструменты. А в Западной они остались, в том числе орган. Вот и получилось – почти в каждой церкви Европы орган стоит, органостроение развивается. А на Руси – орган не прижился.

Во все века наличие органа – скорее исключение, чем правило. Стояли органы в домах у знати и в царских палатах, для увеселения. У Ивана Грозного, к примеру, был орган, и он выписывал из Польши органиста. Петр I заказывал себе орган. Известно, что у Шереметьева стоял орган. Играть местные музыканты не умели, органистов и мастеров выписывали из Европы. Расцвет органостроения в 18 веке – прошел без России. И сейчас в Европе сохранилось много исторических органов – настоящих шедевров. А все ныне существующие в России органы, в основном, построены во второй половине XX-начале XXI веков. Их место – в филармониях.

– Как же появилась у нас школа органистов?

– Все началось с появления первой консерватории в 1862 году в Санкт-Петербурге, а затем и второй – в 1865 году в Москве. Там появились органные классы. В Санкт-Петербурге одним из первых выпускников органного класса был Петр Ильич Чайковский. Он с большим удовольствием играл на органе в церкви на Невском проспекте.

А самый большой орган из работающих сегодня стоит в торговом центре Macy’s в Филадельфии.

– Необычное место.

– В начале XX века мир окутала гигантомания. Кто-то строил «Титаник», а сеть универмагов решила построить самый большой орган, потратив безумные деньги. Он вписывается в пространство и акустика хорошая. А, как известно, акустика зала – это половина успеха. Самый выдающийся орган не зазвучит без помощи акустики.

Орган можно сравнить с живым организмом. Чтобы он хорошо работал, нужен органный мастер. В нашей филармонии он есть. И в его обязанности входит настройка инструмента перед каждым концертом. Органист не должен испытывать неудобств. Не бывает, чтобы мастер сказал: «Тут что-то не работает, но вы играйте!». Работать должно все! В 2014 году орган Свердловской филармонии приобрел компьютерную начинку, при помощи которой стало проще управлять сменой звучания, нажав всего одну кнопку.

– Сегодня рок или поп-музыканты часто выступают с симфоническими оркестрами. Можно ли на органе сыграть рок? Видите ли вы Сергея Шнурова в стенах Свердловской филармонии?

– Что-то можно придумать. Но я с рок-группами не играл. И не вижу Сергея Шнурова в зале филармонии. Пусть поет там, где поет. У нас академический зал. Его прелесть в том, что все звуки рождаются в момент концерта без усиления, микрофонов, дополнительных записей и разных записывающих устройств. Это то, что звучит в реальности – то есть аналоговое звучание в цифровом мире.

Моя любимая команда – «Динамо-Киев»

Футбол и музыка едины

– Тарас, с чего начиналась ваша музыка – история вашей жизни?

– Золотое правило – найди себе занятие по душе, а если за это еще и будут платить – еще лучше. Учиться в музыкальной школе я захотел сам. Но остался там, благодаря родителям.

Любая тренировка и в музыке, и в спорте имеет смысл только тогда, когда человек выходит на предел возможностей и преодолевает его. Если ты каждый день будешь поднимать стограммовые гантели, ничего не изменится. Но если ты 10 раз поднял 100-килограммовую штангу, на следующий день тянешь 11, а потом 12 и так далее – это преодоления своих возможностей. У меня было также. Как любой ребенок я думал: «Да пошло оно все к черту! Вон ребята в футбол во дворе играют, а я тут вынужден гаммы гонять!». Задача педагога и родителей – не только исправить ошибки, но понять и дать преодолеть предел возможностей ребенка, чтобы раскрыть его кругозор.

– Вы интересуетесь спортом?

– Я люблю футбол. В юношестве играл. Сейчас нет, но конечно, могу посмотреть. Для хорошего качества игры нужны не только большие деньги (они необходимы, безусловно), но и хорошая команда. А где ее взять? Есть два выхода: либо вырастить, либо купить. Для того чтобы купить, нужно заплатить в несколько раз больше, чем дают в Европе. Иначе что они здесь забыли: ходить восемь месяцев в год в шапке-ушанке?!

А чтобы вырастить своих, нужны условия, футбольные поля, тренеры, система подготовки в целом. У нас эта система, как и в музыке, разнится с европейской. Мы, в первую очередь, спрашиваем с тренеров, те – с ребенка. И получается: в 8 лет на ребенка тренер орет: «Как ты пасуешь, куда ты прешь?» Естественно, запуганный ребенок потом лишний раз боится пас дать. В Европе до 14-15 лет дети бегают с мячом, тренер умиляется, дает советы, подсказывает.

В результате, после побед среди юниоров, став взрослыми, они проигрывают всем – тем, у кого заложена свобода обращения с мячом, фантазия...

В музыкальной школе также. Но если говорить о фортепианном образовании в России, база – хорошая. Ты будешь хорошо играть гаммы, хоть лопатой бей – это заложено навсегда. Но если педагог в ребенке упустил момент, когда должен расширяться кругозор, развиваться чувство прекрасного, тогда все упущено.

Почему Екатеринбург

– В Екатеринбург вы переехали из Харькова 15 лет назад. Почему ваш выбор пал именно на этот город и стал ли он для вас родным?

– Помню, когда я переезжал сюда в 2002 году, футболист Андрей Шевченко переходил из киевского «Динамо» в итальянский «Милан»: и денег больше, и возможности расти. Для музыканта то же самое. Кстати, Бах тоже не один раз менял место работы. Деньги играют роль, но для меня был важнее масштаб поставленных передо мной задач.

Пожалуй, если бы в первый раз Екатеринбург не произвел на меня хорошего впечатления, я бы сюда не переехал. Есть один признак, когда понимаешь, стало ли новое место домом или местом работы, – оно становится родным, когда ты начал в нем тратить деньги. Я сначала копил, но потом начал тратить.

Трудно органисту в России найти лучшее место, чем в Екатеринбурге. Здесь высокая культура и восприимчивая тонкая публика. Каждый раз, когда я сажусь за орган в академическом зале, я чувствую ее всеми рецепторами спины.