Почему уральские подростки исповедуют «тюремную» культуру

Подростки сожалеют не о совершённых преступлениях, а о том, что попались. При этом выходить на волю из колонии не хотят. Почему? 

Об этом, в частности, мы беседуем со старшим научным сотрудником отдела права Института философии и права УрО РАН Константином Корсаковым.

Культ «уголовщины»?

Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Константин Викторович, подростковая преступность - явление не новое. Но в чём особенности дня сегодняшнего?

Константин Корсаков: Мы реже видим голимую уголовщину, всё размывается, выхолащивается, как, впрочем, и во взрослом криминальном мире. Нет сегодня и культа тюремной, лагерной субкультуры. Продвинутая, особенно городская молодёжь сегодня делает ставку на современные технологии, использует компьютеры, Интернет. Пример тому - хакерские атаки. Распространение наркотиков тоже «молодёжная тема», актуальная сегодня, равно как и экстремизм, основанный на протестных настроениях. Есть проблема вовлечения молодёжи в деструктивные секты, отсюда сатанизм, некрофилия.

Кроме того, особенность современности - совершение молодыми людьми экономических преступлений. Не все же используют доступность информации, образования (в том числе дистанционного) в мирных целях. Есть примеры, когда начиная с 16 лет подростки занимаются предпринимательством и нарушают при этом законодательство. Иными словами, сегодня подростковая преступность носит более корыстный характер, чем насильственный. Хотя, конечно, если речь идёт о подростках из глубинки, из неблагополучных семей, то чаще приходится сталкиваться с уголовщиной.

Эти тенденции привели к некоторому смягчению обстановки. Всё же сегодня нет такого разгула насилия, который мы наблюдали в лихие девяностые. Тогда, например, в Санкт-Петербурге банда подростков нападала на людей и забивала своих жертв ногами. Большинству членов банды, совершавших жестокие убийства, было 13-14 лет.

- Вы сказали, что сегодня нет культа тюремной романтики. А плодящиеся в сети группы АУЕ - арестантско-уркаганского единства - не из этой серии?

- Уверен, вокруг АУЕ больше шумихи, чем оно заслуживает. Во всяком случае, у нас в Екатеринбурге нет тех, кто распространяет эти идеи.

- Разве беспорядки в воспитательной колонии Кировграда были спровоцированы не идеологами АУЕ?

- При чём тут АУЕ? Во все времена у подростков в воспитательных колониях была тяга к единению, к «корпоративности», к тому, чтобы себя зарекомендовать так, чтобы тебя зауважали во взрослом преступном мире. И Кировградская колония это наглядно продемонстрировала актами неповиновения, саботажами, обструкцией. Всегда в колониях для несовершеннолетних вся эта уголовная, тюремная «культура» была обострена. Огромное количество условностей, касты, иерархия, в которой множество ступеней… Даже взрослые заключённые удивлялись: откуда у малолеток столько жестокости, насилия и зачем это нужно?

Всё лучшее - детям

- Получается, воспитательные колонии свою функцию, заложенную в названии, не выполняют?

- Я бы не стал говорить это с уверенностью. Наоборот, сегодня, следуя принципу «всё лучшее - детям», колонии для несовершеннолетних неплохо финансируются, туда направляют педагогов, психологов. Некоторым ребятам в колонии лучше живётся, чем на воле, где они голодают, где им спать негде, где им приходится терпеть побои. В колонии их кормят, о них заботятся, там можно спортом заниматься, читать, образование получать. В Кировграде, кстати, среди бунтовщиков были подростки, которые не хотели освобождаться. Они прямо говорили: «Выйду и сразу вернусь обратно в колонию, потому что там я никому не нужен. Родители алкоголики, ни работы, ни учёбы».

- Прямо упрёк в адрес органов опеки, социальных служб.

- Не секрет, что говорить об эффективности их работы часто не приходится. Если в крупных городах ещё можно возлагать на эти службы надежду, то в глубинке - увы.

- Подростковая преступность реагирует на экономическую, социальную нестабильность?

- Как и вся преступность. Чем выше уровень доходов, благосостояния людей, тем ниже уровень преступности. Хотя, конечно, нельзя сказать, что во всём виновата бедность. Влияют и традиции народа, и уровень культуры, и даже климат. Хотя, конечно, любые социальные потрясения - войны, дефолты, кризисы - провоцируют рост преступности. Терроризм тоже связан с этими процессами. Молодые люди берут в руки оружие и начинают исповедовать радикальные, экстремистские идеи.

- Средний Урал занимает далеко не последнее место в «криминальном рейтинге». С чем это связано?

- Причин много. Регион промышленно развитый, в нём есть инфраструктура, есть деньги, значит, есть чем поживиться. У нас сосредоточены транспортные узлы, идёт активная миграция. В этом смысле ситуация схожая во всех городах-миллионниках.

Наша область до сих пор богата криминальными традициями, поскольку у нас много зон. Отбыв наказание, многие оседают здесь, в небольших посёлках, и распространяют свою «культуру», идеологию, подтягивают молодёжь. Сидит какой-нибудь дядя Петя на лавочке и рассказывает о своих криминальных подвигах, о тюремной романтике, а ребята слушают его с открытым ртом. Не случайно ведь подростки, попадая в колонии, сожалеют не о совершённом преступлении, а о том, что «прокололись» и попались.

На шаг позади

- Подростковые ОПГ - проблема дня сегодняшнего?

- Таких преступных групп, как процветали опять же в 90-е, в той же Казани, например, с высокой организацией, сплочённостью, сегодня, слава Богу, нет. Это было присуще тому сложному периоду и временам перестройки. Но всем преступникам, особенно молодым, свойственно объединяться. Они и объединяются в «группы по интересам». Кто-то сообща организует хакерские атаки, кто-то спайсами торгует.

- За этими группами стоят взрослые?

- Чаще всего взрослые серые кардиналы работают тогда, когда преследуют задачу использовать подростков в политических, экстремистских, общеуголовных целях. Но есть и те подростковые группы, которые существуют «автономно», без взрослого лидера.

- Сегодня правоохранительные органы работают с учётом всех современных тенденций в подростковой преступности?

- Пытаются. Но они всегда отставали в этом плане. Всегда преступники придумывают что-то новое, а правоохранительные органы реагируют на это постфактум. Это, знаете, как сначала изобретают яд, а потом антидот. Хотя надо бы работать на предупреждение. Но это чрезвычайно сложно. Особенно при наличии кадровых, ресурсных, финансовых проблем.

- Константин Викторович, скажите честно, официальная статистика подростковой преступности соответствует действительности?

- У нас уровень латентности традиционно высокий. Очень много преступлений по разным причинам остаётся за кадром. Скажем, родители не заявляют в полицию о своём сыне-наркомане, который ворует у них, обижает их. Родная кровинка же, разве можно его в тюрьму отправить? Нередко в порыве отчаяния пишут заявление, а потом его забирают.

Ну и политика либерализации, гуманизации у нас активно проводится. Дескать, подростка надо в первую очередь воспитывать, а уголовная санкция - это крайняя мера, когда остальные не помогли.

- Вы поддерживайте эту позицию?

- Сложный вопрос. Это, вообще, проблема уголовного права - выдержать баланс: чтобы не слишком жёстко, но и не слишком мягко. Разные мнения на этот счёт. Кто-то скажет: «У нас процветают репрессии». А кто-то: «Восемь лет за убийство человека? Жизнь людская у нас ничего не стоит!». Всегда будут такие полярные точки зрения.

Я считаю (безотносительно подростковой преступности), что мы ещё не достигли эры милосердия. Учитывая, какие чудовищные преступления в стране совершаются. И, поверьте, риторика сторонников гуманизации быстро меняется, как только жертвами преступления становятся их близкие.