«Моё личное ощущение: в чём-то город деградирует, но в чём-то он становится лучше. И я все перемены воспринял как творческий вызов», – говорит художник Алексей Рыжков.
– Алексей Маркович, в посте памяти Владислава Крапивина вы написали: «Кто теперь поймет, что это значит: "выписывать журнал"? Заглядываешь в почтовый ящик в подъезде, а там лежит что-то долгожданное, интересное и ещё не знакомое тебе!» Ностальгируете по тем временам?
– Ностальгии по тому времени у меня нет. Почти… Конечно, каким бы ни было наше детство, мы помним его как источник многих хороших вещей в нашей жизни. А вот если говорить о совсем уж личном опыте, то по чему я скучаю, так это по тем журналам, которые я доставал из почтовых ящиков. Они меня зацепили на всю жизнь. В них было, я это отлично помню, прекрасное рисование. Если вспомнить журналы «Пионер», «Костёр», то, мне кажется, художники в них были гораздо честнее писателей.
Одно время мне казалось, что это всё погибло… Это не совсем так. Хорошие художники есть, для детей они рисуют. Не только книги, есть ещё и прекрасная анимация! Но в моем детстве художники, рисующие для детей, были самого высокого уровня.
Советская детская книга – это своего рода художественный феномен. Года три назад я был в жюри фестиваля «Кинопроба» и общался с лауреатом премии «Оскар», который делает анимационные фильмы, замечательным Кодзи Ямамура, и он говорил, что многому научился у, конечно, Норштейна (они все так говорят!) и у советских детских книг.
Но у этой медали есть обратная, трагическая, сторона. Дело в том, что искусство было очень идеологизированным, и многие художники в детской книге спасались от этого мертвящего идеологического ветра. И не только в детской.
Скажем, Виталий Волович спрятался за Шекспира, Гёте, Эсхила и делал то, что хотел, пользуясь невежеством начальства, которое в этом ничего не понимало. Помню, в 70-е годы я впервые увидел офорты Воловича по мотивам Брехта «Страх и отчаянье в Третьей империи» и его иллюстрации к трагедии Шекспира«Ричард III» – они меня совершенно поразили.
– Вы легко примиряетесь с современностью или всё же вы человек того времени?
– Мне трудно об этом судить, но я думаю, что двигаюсь параллельно со временем. Иногда мне кажется, что мой стиль рисования сегодня выглядит немного старомодным. Не считаю это недостатком, всё-таки нужно быть адекватным самому себе. Но у меня есть план – хочу сделать комикс о Вознесенской горке, чтобы изменить привычную оптику восприятия этого потрясающего места с удивительными историями и посмотреть на него свежим взглядом.
Я с радостью общаюсь с молодыми людьми и могу с ними работать. А подражать – это, во-первых, крайне неинтересно, а во-вторых, бессмысленно.
– Вспоминая вашу книгу «Путешествие из Свердловска в Екатеринбург»… Какими эмоциями наполнено это ваше путешествие?
– Как бы ответить и честно, и правильно? Дело в том, что я об этом не думал, просто мне тогда показалось, что лучше всего у меня получаются даже не городские пейзажи, а картинки про город. И я стал их рисовать. Когда накопилось определённое количество работ, я понял, что это серия, и решил собрать их в книгу.
При этом я попробовал создать своего рода контрапункт – я разделил книгу на четыре части и на титульный лист каждой из этих частей поместил свою картинку и короткое армянское стихотворение в переводе моего папы. Идея, кстати, была не моя, а художника Юрия Филоненко, который дружил с моим отцом. Об эмоциях же я не задумывался.
– А об уходящем Екатеринбурге?
– Здесь всё сложнее… Вот Волович в последние годы своей жизни перестал рисовать город. Не потому что он разлюбил пленэр, просто визуальная среда так радикально изменилась, что он потерял к ней интерес. Символично… У него была мастерская с прекрасным видом из окна – с высоты птичьего полёта – на домик Малахова. Так вот, в последние годы он заклеил окно калькой, потому что так удобнее – рассеянный свет, ничего не бликует. Но, я думаю, ещё и потому, что он не хотел видеть этих перемен.
Мне безумно жаль уходящий Екатеринбург. Как смерть близких людей – так я воспринимаю разрушение старых домов и связей между ними. Однако моё личное ощущение, в чём-то город деградирует, но в чём-то он становится лучше. И я все перемены воспринял как творческий вызов. Это всё тоже можно рисовать, город продолжается, такой уж у него характер.
Я люблю этот город, он мне интересен. Надо сказать, я ведь рисую не только Екатеринбург, но и Краков, Прагу, Сиэтл, Париж, Вильнюс и ещё много городов. Но забавная компиляция получается: если судить по моим картинкам, Екатеринбург – это самый крутой город в мире. Ведь я знаю его намного лучше и рисую намного больше!
– Город интересен вам через архитектуру или через людей?
– Это трудно разделить. Когда-то у меня стали лучше получаться дома, и я стал их рисовать. А в последнее время всё больше рисую человечков на улицах. Карантин немного изменил стиль зрения, появились новые образы – люди в масках, доставщики еды. Всё это стало интересно изображать тоже, поэтому сейчас я рисую городских персонажей.
Я воспринимаю город как зрелище. Наверное, такое восприятие свойственно любому рисующему человеку. Мне нет никакого дела до футбола, но мне очень понравился фестиваль, карнавал на улицах нашего города во время чемпионата – это было так круто! Потом я всё это изобразил.
– Алексей Маркович, в ваших работах столько света, праздника, фестиваля в широком смысле слова. Вы позитивный человек?
– Конечно, мне интересны праздники, и нравится, когда в работах хорошее настроение. Видимо, это подходит моим кисточкам. Но бывает по-разному, поскольку разные события происходят в нашем городе. Эпидемия, например. Или столкновение в сквере у Театра драмы – что уж тут хорошего, или разрушение телебашни. Я всё это рисовал. Правда, меня иногда удивляет, как люди воспринимают мои работы.
В одном ювелирном магазине висит много моих произведений, старых, двадцатилетней давности. На одном из них изображено бюро ритуальных услуг на улице Радищева, мимо которого едут «жигули» – беленькая смешная машинка с привязанным к ней красным гробиком. И это висит в ювелирном магазине! Наверное, его владелец хотел сообщить людям о том, что надо торопиться прожигать жизнь, пока это ещё возможно.
