«При создании реакторов чернобыльского типа некоторые эксперименты проводились на нашей Белоярской атомной электростанции, запущенной в 1964 году. В одном из моих литературных экспериментов есть такой разговор с бажовским дедом Слышко, который оказался в курилке БАЭС. Он спрашивает меня: «Не из вашей ли жаровни будут взяты угольки, что зажгут костёр огромный возле Припяти-реки?» - вспоминает участник ликвидации аварии на ЧАЭС, профессор УрФУ Арнольд Шастин.
День «Ч»
Дмитрий Шевалдин, «АиФ-Урал»: – Арнольд Георгиевич, сколько лет вы отдали атомной энергетике? Помните ли тот день, когда произошла авария на ЧАЭС?
Арнольд Шастин: – Через четыре месяца мне исполнится 81 год. С 1964 года и по настоящее время я трудился и продолжаю работать на «силу атома». Большую часть – на Белоярской атомной электростанции (БАЭС). На Белоярке в день взрыва на ЧАЭС я дорабатывал последние дни в качестве начальника экспериментального цеха систем контроля. Спустя несколько дней мы были преобразованы в предприятие «Атомспецконтроль».
27 апреля 1986 года мне позвонили из Москвы. Уже ходили разговоры о том, что в Чернобыле что-то произошло. «Вы уже слышали? Готовьте 10 специалистов. Нужно срочно лететь в Западную Германию, принимать роботов для ликвидации аварии», - прозвучал голос в трубке. Я сразу понял – всё серьезно. У нас не было загранпаспортов, поэтому в Германию полетели специалисты из Москвы, но в Чернобыль с принятыми немецкими роботами поехали наши люди. Кроме того, дали распоряжение срочно создавать свою технику для ликвидации аварии.
– То есть аналог немецких полицейских роботов?
– Никогда копий не делал и не делаю. В Чернобыль с группой я отправил своего заместителя, а в Заречном приступил к созданию первого робота: 7 мая началась работа, а 10 июня он уже был в Чернобыле.
Работая над роботом, мы фактически не имели никакого технического задания. Мы знали одно: на ЧАЭС произошёл радиоактивный выброс за пределы гермозоны (стен) энергоблока в окружающую среду, надо было срочно локализовать эту проблему и обезвредить всё во избежание распространения. Это и было наше техзадание. Работа была срочная, поэтому в основу ходовой части робота лёг списанный электрокар от самолётного трапа, взятый из аэропорта Кольцово.
Так появился робот «Белоярец» с бульдозерным ножом для расчистки кровли реактора и рукой для сбора и укладки в контейнеры графитовых блоков и других предметов, выброшенных из активной зоны реактора.
«Белоярец» первым из роботов был поднят краном (вертолётом не стали – очень тяжёлый) для удаления радиоактивности с кровли центрального зала блока №3, куда произошёл наибольший выброс из взорвавшегося реактора четвертого блока, и по сути начал основную работу по локализации выбросов радиоактивности от аварии в Чернобыле.
– Куда вы прибыли и первым делом…
– ...произвели облёт разрушенного реактора на вертолете, сделали фотографии для работы. Нам необходимо было понять, что выбросило на кровлю центрального зала третьего энергоблока, машинного зала и того, что осталось от четвёртого энергоблока. Это были графит, топливо и металлоконструкции.
«Белоярец» был собран вручную на электронных лампах, а у немецких радиоуправляемых машин (MF-2 и MF-3) из-за мощного радиационного фона постоянно отказывала электроника. Даже была такая история: часть крыши третьего энергоблока мы разделили на две половины. Одну должен был чистить наш робот, другую – радиоуправляемый СТР-1 (специализированный транспортный робот – разработка коллег из Ленинграда) на базе шасси лунохода (кстати, «Белоярцу» мы тоже потом поставили такое шасси). Так вот, наш уже начал работу, а второго только через три дня посадили на вертолёте, причём опять же при помощи телекамер нашего робота. Посадили, но дня 3–4 ему перенастраивали радиоуправление.
Всякое было при ликвидации аварии. Со многими ругался, требовали наших специалистов, а их у нас мало. Отвечал: «У меня нет людей на такие дозы!» Здесь одна минута стоила часа жизни
Уральский «хайтек»
– Сколько времени вы в общей сложности провели в Чернобыле?
– У меня было три командировки до октября 1986 года. За это время мы разработали несколько типов других машин: робот «Пылесос» для дистанционного ведения работ по дезактивации поверхностей помещений и его облегчённый аналог «Урал» (да, на базе тех самых пылесосов). За полмесяца создали уникальный и актуальный по сегодняшний день «Канатоход».
Дело в том, что развал реактора необходимо было контролировать, ежедневно применялись вертолёты для сброса буев, позволяющих замерять данные. Вертолётчики сильно облучались. Мы придумали, как обойтись без вертолётов, но возникла проблема. Научным центром процесса ликвидации последствий аварии являлся Курчатовский институт. Его представителем изначально был академик Валерий Легасов, но, когда я пришёл к этой идее, он уже уехал. Ему на замену прибыл академик Евгений Велихов. Устройство было готово, на что он ответил: «Видите, на вертодроме буи лежат, они все с новой изоляцией». Я в ответ говорю, что мы пилотов вертолётов освободим и сможем отбирать пробы, в том числе и образцы на анализ. Он отвечает: «Достаточно той информации, которая есть». Так прошло две недели. Ко мне подходит заместитель Велихова: «Арнольд, он согласен, давайте. Что случилось? Да эта изоляция ещё хуже, чем старая!» Так мы пустили в ход нашего «канатоходца».
Принцип был такой. Он двигался по канату, переброшенному ракетой над развалом четвертого реактора, доходил до точки и спускал на лебедке «корзину», оснащённую камерой и разными датчиками (измерение фона, температуры, отборы проб воздуха и пыли). На все уходило 15 минут, а кабеля для управления хватало на четыре хода (обычно кабель терял электроизоляцию от радиационного фона за два часа).
Задействовали и другие наши разработки: автоматическую газорезку, дистанционно управляемую установку для телевизионного осмотра, самоходный модуль на магнитных движителях.
– Других роботов тоже использовали?
– «Белоярец» в общей сложности работал на ЧАЭС около месяца. В жаркий июль на крыше плавился битум, образовались колеи. Он начал делать поворот, и лопнула рулевая тяга. По разным причинам мы не могли его снова поднять для очистки кровли, где остался один СТР-1.
Подняли на крышу «немца» MF-2. Он один графитовый блок скинул в развал реактора. Пошел назад за вторым и… встал. А наутро произвольно подошёл к самому краю реактора. И стоит, опустив руку вниз, будто смотрит в бездну. Я тогда ещё подумал: «Лучше бы он туда бросился». Отказала электроника, пришлось солдатиков на крышу вызывать, чтобы удалить его из-под вентиляционной трубы.
Использовали немецкий MF-3. Компактный четырёхгусеничнй робот. Он сам поднимался по лестницам на нужную отметку, выходил на кровлю и мог что-нибудь взять и отнести в нужное место. Но это при таком количестве предметов, которые надо было уносить, было малоэффективно. К тому же управлялся он по кабелю, который волок за собой, а при наличии на кровле острых предметов кабель постоянно повреждался.
Атомный урок
– Почему вы не стали возвращаться в Чернобыль после третьей командировки?
– Всякое было при ликвидации аварии. Со многими ругался, требовали наших специалистов, а их у нас мало. Отвечал: «У меня нет людей на такие дозы!» Здесь одна минута стоила часа жизни. В последний раз я был в Чернобыле в сентябре-октябре 1986 года. Нужны там были именно те, кто зарекомендовал себя после «Белоярца». И солдаты. Я очень не хотел солдатиков пускать на крышу энергоблоков – бОльшую часть мы могли изолировать без рук человека. Но нужна была скорость – успеть до зимы.
И я был категорически против поднятия флага на ЧАЭС 1 октября 1986 года в честь завершения работ по ликвидации последствий аварии. Зачем это нужно было делать?
– Насколько серьёзный удар по атомной энергетике нанесла авария?
– На мой взгляд, трагичность истории немного «сгладила», если так можно сказать, авария на американской АЭС «Три-Майл-Айленд» 28 марта 1979 года. Есть эпизод в новом сериале «Чернобыль» (я не смотрел, видел только эпизоды), о котором сейчас все говорят, где два высокопоставленных чиновника сидят в полуразрушенном здании, пьют водку и говорят, почему Горбачев обратился не к американцам, а к Германии за роботами, которые не работают. Я в 1987 году был в числе делегации, которая ездила в Италию. И когда им показали наши магнитоходы, нас спросили, почему мы не приехали в США и не помогли им тогда. Я сейчас говорю о том, что у американцев в то время и просить было по сути нечего! А мы уже кое-что могли.
С человеческой точки зрения каждый почувствовал эту трагедию по-своему. Некоторые из ликвидаторов не могли работать на месте – они были в ужасе. И толку от них было мало. Когда нам поручили работать в Чернобыле, я, обращаясь к персоналу, спросил: «Но если не мы, то кто? Мы же работаем в энергетике». Отказов от работы на ликвидации аварии не было.
Мы понимали, с чем сталкиваемся. Правда, в любом деле не бывает, чтобы всё было идеально, особенно в таком сложном. Никто не застрахован от ошибок. Мы в свою очередь приобрели хороший урок – появились новые наработки и новый опыт. В масштабах страны они могли применяться в атомной энергетике и дальше, но грянувшая перестройка всё перечеркнула.
– Какой урок мы получили от Чернобыля?
– Если оглянуться назад, то, конечно, Чернобыль нанёс большой ущерб и унёс много жизней. Но сколько жизней забрали первые паровые котлы? Будет больше, если подсчитать. К сожалению, новые технологии всегда заставляют преодолевать определённые трудности.
Меня сегодня приводит в ужас тот факт, что даже в провинции каждый сидит в машине, в которой 300 лошадей, и то, сколько она сожрёт бензина. Но это скоро закончится! Надо смотреть в будущее – делать так, чтобы было удобно жить и работать при меньших затратах.
– Сериал «Чернобыль» от HBO в итоге будете смотреть?
– Обязательно.
На Урале осуждён коммерсант, устроивший землякам мини-Чернобыль 
«Чернобыль» в Нижних Сергах. Кто больше всех вредил природе в 2017 году 
Олег Соломеин: «В Чернобыле мы не представляли масштаба опасности» 
Тяжелая азбука: чего стоили уральцам уроки альфа-, бета- и гамма-лучей 
Ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС получил награду в колонии