«Меня, 12-летнюю, могли судить». Как в войну наказывали за прогулы работы

«Вечером домой принесли повестку в суд: я «прогуляла» работу. По законам военного времени меня, 12-летнюю, могли уже судить…» Современным подросткам даже не представить, через что пришлось пройти детям войны.

Тяжёлая ноша

Эту страницу летописи «Уральский полк. Дети войны» написал культорганизатор клуба деревни Якшиной Юрий Алмакаев.

«Мария Николаевна Серебренникова, трудившаяся с малолетства в ту суровую пору, осталась одна из славного поколения  детей войны в деревне Якшиной Ирбитского района Свердловской области. Самым большим праздником она считает День Победы. Бережно раскладывает она на диване пожелтевшие от времени, ветхие, в маленьких прорехах, документы, наградные удостоверения, коробочки с орденами и медалями.

Первую медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» от 1943 года, как написано на потрепанной жёлтой бумажке, заверенной печатью и подписями, она получила сразу после войны. А в 43-м девочке Маше исполнилось всего-то 11 лет.

Тяжело сложилась жизнь у семьи Серебренниковых. Когда началась война, мама Маши была на восьмом месяце беременности, отец ушел воевать, а вскоре на свет появился пятый ребенок—девочка Валя. Ребятки— один другого меньше. Старшей была Мария. На её плечи и легла тяжёлая ноша главной помощницы мамы и кормилицы семьи. А стрелок Николай Серебренников погиб в боях под Ржевом 13 февраля 1942 года, похоронен, как записано в Книге памяти, в д. Бахмутово Ржевского района Калининской области.

На территории д. Якшиной, где родилась и выросла Маша, располагалась тогда центральная усадьба колхоза им. Тимирязева (позже колхоза им. Ленина). Туда и пошла она работать с малолетства. 866 трудодней со дня зачисления в хозяйство вплоть до окончания войны выдала на-гора девочка-подросток. Приходилось боронить  на лошадях, а то и на коровах, пропалывать поля от сорняков - словом, делать всё, чем занимались взрослые колхозники. К вечеру ноги и спина будто не свои, руки в мозолях. А ещё домашние дела надо справить. Главное - накормить и напоить младшеньких. А с едой-то туго было. Мороженая картошка, что собирали поздней осенью в поле,— привычная еда. И липовым листом, и лепёшками из соцветий клевера не брезговали.

Когда Мария пошла устраиваться на лесозаготовительный участок, начальник ни в какую не хотел брать. «Куда, мол, нам такие мальцы, да ещё девчонка — еле душа в теле». Выплакала. Выпросила: «Семья большая. Есть нечего. Батька на фронте погиб». Пожалели, взяли на работу. Пилили деревья обычными двуручками, трелевали, возили готовые стволы на лошадях. Такой работы и взрослые мужики порой не выдерживали. Но упорная и настойчивая Мария стойко переносила все трудности. Да и лозунг «Всё для фронта, всё для Победы» был не пустой фразой, а призывом внести свой посильный вклад в победу над врагом».

Пришивала хвостик

Лариса Алексеевна Шершнева (Миронова) записывала свои воспоминания для семьи. Но её дочь Тамара совершенно справедливо решила, что они «органично вольются в общую книгу воспоминаний людей военного поколения», и поделилась с «АиФ-Урал» страничкой семейной истории. За что мы ей признательны.   

«Я - Шершнева (Миронова в девичестве) Лариса Алексеевна 1929 года рождения, уроженка рабочего посёлка Атиг Нижнесергинского района Свердловской области. Мой папа, участник Первой мировой, из-за инвалидности не был призван в армию в 1941 году. Семья была многодетная - семь человек. Двое старших детей - уже взрослые. Мама – домохозяйка. Старшего брата  Алексея призвали на срочную службу  в 1940 году, так что войну он встретил уже в армии. Второго брата, Николая, забрали  на фронт   в начале войны. Нас, младших, папа с мамой стали пристраивать на работу. Старшая сестра Анна (ей было 15 лет) пошла учиться в фабрично-заводское училище, а потом начала работать на оборонном заводе. Карточка рабочего была 500 граммов хлеба. Брат Виктор (старше меня на год) поступил работать в сапожную мастерскую. Была ещё сестра на 2 года младше меня и совсем маленькая сестрёнка четырёх лет.

Мне в 1941 году шёл 12-й год. Сначала в августе первого военного года меня устроили в мастерскую по изготовлению обувных щёток. В цехе работало 6 человек детей, 4 мальчика и 2 девочки. Один мальчик  сверлил на станке отверстия на колодках-заготовках, а мы, девочки, связывали пучки из щетины. Другие ребята пропускали нитки со щетиной в отверстия. Потом щётки сушили и покрывали лаком. Очень колючая была эта щетина – все пальцы исколешь! Зимой в цеху было холодно, электричества не было. В тёмное время суток горели керосиновые лампы.

Но вот пришла весна 1942 года. В апреле нас послали возить на санках со склада на станцию коробки с  готовыми щётками, а со станции на склад - тюки со щетиной. Мы по два человека везли санки, которые нам нагружали и связывали, чтобы не развалилось по дороге. Обувь была плохая, и мы все промочили ноги. Когда я пришла домой и сняла валенки, ноги мои были красные, как у гуся. Мама, охая, налила в тазик тёплой водички, я их погрела и надела тёплые носки.

А ночью у меня разболелись зубы, и я не спала всю ночь. На другой день пошли с мамой к врачу. Фельдшер велела прикладывать к щеке тёплое.  Всю щёку разнесло – это воспаление называли «флюс». На третий день нарыв через щёку вышел наружу. А вечером нам домой принесли повестку в суд: я «прогуляла» работу. По законам военного времени меня, 12-летнюю, могли уже судить…

На следующий день мы с мамой рано утром пошли в районный суд, в Нижние Серги. Идти нужно было семь километров. Пришли – никого ещё не было. Потом стали подходить служащие, мама передала повестку. Через некоторое время нас вызвали. Мы присели на указанные места. Каждая из нас со страхом в душе  ожидала разговора с судьёй. Минут через пять судья обратился к маме и спросил, почему гражданка прогуляла работу три дня. Мама ответила: «Товарищ судья, это не я, а моя дочка – вот она сидит рядом. Болела она». Он подозвал меня к столу и, улыбаясь, спросил: «Что у тебя болело?» Я говорю: «Зубы». Он мне говорит: «Иди пока посиди, а мы с твоей мамой поговорим». Он спрашивал её о чём-то, а потом сказал: «Идите, вы свободны». Когда мы вышли из здания, мама мне передала его слова: «Пускай в другой раз начальство присылает к нам младенцев из люльки». 

В сентябре 1942-го меня устроили в швейную мастерскую, где я и проработала всё военное время, вплоть до 1949 года. Мы шили для военных: нижнее бельё, гимнастёрки, галифе, позднее – кители. На смену приходили к семи часам утра, а домой уходили в шесть вечера. Была норма: за смену надо было сшить пару белья или гимнастёрку и галифе. Петельки обмётывали вручную. В качестве материи для белья нам привозили отбракованные парашюты, и мы, ученики, их пороли, разутюживали, а потом закройщик из этой ткани кроил заготовки для белья. Утюги были очень тяжёлые, чугунные. Поработаешь с таким утюгом, и у самой руки как чугунные. Нагревались горячим углем, от них часто у всех болела голова.

Помню, однажды привезли много тулупов – грязных, в крови, рваных – с фронта. Нужно было привести их в порядок. Трудная это была работа, Чтобы справиться с дублёной кожей, требовалась  сила, но мы знали, как они нужны нашим бойцам: морозы в эти военные зимы стояли крепкие!

Конечно, порой детское озорство проявлялось и на работе. Потихоньку пришью кому-нибудь хвостик или что-нибудь другое придумаю, чтобы рассмешить. За это меня прозвали в мастерской «партизанчиком».

Часто нас посылали зимой на борьбу со снегом, весной в овощехранилище разбирать овощи, где было сыро и темно. А также на пашню сажать картошку или выкапывать осенью. Картошка спасала всех в это трудное время.

Когда закончилась война, нам не верилось,  что это правда! Стали приезжать домой солдаты. Наша семья не дождалась своего любимого старшего сына и брата Алёшу. Он был тяжело ранен в боях за  Москву  в декабре 1941 года и умер в госпитале в январе 1942 года. Ему было 20 лет. Второй братик, Николай, дошёл до Берлина, вернулся живым. На груди сверкали медали и орден Славы 3-й степени.

…Сейчас мне 88 лет, поколение переживших эту страшную войну уходит. И очень хочется, чтобы нынешние дети понимали, какая цена заплачена за то, что вот уже более 70 лет мы живём под мирным небом».