В Екатеринбурге работает Филиал центра экстренной психологической помощи МЧС России. Специалисты этой службы, аналогов которой нет нигде в мире, представляют собой… спецназ.
О том, с чем приходится сталкиваться психологам, чем рисковать и от каких методов помощи отказываться, рассказывает начальник филиала, кандидат психологических наук Лариса Карапетян.
Душевный спецназ
- Лариса Владимировна, чем занимается ваш филиал?
- Первое и основное - это то, чем мы занимаемся каждый день: психологическое сопровождение специалистов системы МЧС. Мы работаем по разным направлениям: это и диагностика, и профотбор, и аттестация, и, самое главное, реабилитация участвовавших в ликвидации чрезвычайных ситуаций специалистов. И даже с членами их семей, потому что они тоже оказываются вторично травматизированы. Например, водолаз, вернувшийся с работ по подъему теплохода «Булгария», часть полученного на ликвидации аварии негатива переносит на свою семью.
Второе направление работы - оказание экстренной психологической помощи тем людям, которые оказались в чрезвычайной ситуации. Это в первую очередь работа с самими пострадавшими или с их родственниками.
- Говорят: «оказать психологическую помощь» - как это? Что вообще это значит?
- Мы курируем ситуацию в Уральском федеральном округе. Но если случается крупная катастрофа, то привлекаются не только силы из центра в Москве, но и специалисты из филиалов. Так было и в случае с теплоходом «Булгария». Туда же, в Казань, выезжали и семь наших специалистов. Они помогали родственникам опознавать погибших, были и при выдаче тел, оказывали помощь во время похорон. Наши специалисты более трех с половиной суток работали в здании лаборатории судмедэкспертизы республики Татарстан. Самое сложное было ожидание - когда привезут тела. Пока извлеченных из воды фотографировали, мы опрашивали родственников, чтобы они описали того, кого они ищут. Зачем им показывать все снимки…
Что касается механизмов психологической помощи, то речь идет о запуске «работы горя». Этот психологический механизм предполагает, что в горе должно пройти несколько этапов. Иначе возможна фиксация человека на одном из его этапов. И человек начинает отрицать. И вроде бы тело нашли, описанию соответствует, но нет - человек настаивает, что его любимый спасся, он жив… Это состояние острого стресса. Если истерика, нужно свести ее к плачу, если агрессия - нужно работать с агрессией. В целом же можно провести аналогию с врачами скорой медицинской помощи. Они же не лечат, они помогают в самый острый момент. Мы, как и они, помогаем пережить момент столкновения с горем.
Найти «ключ»
- Мне кажется, что иногда человеку бывает очень трудно оказать помощь… Есть такие случаи?
- У психолога всегда есть инструмент для того, чтобы помочь человеку. Дело только в мастерстве психолога, чтобы суметь применить его правильно, адекватно ситуации и индивидуальным особенностям человека. Однако в случаях с чрезвычайными ситуациями времени на подбор «ключа» нет. Все должно происходить молниеносно. В этом профессионализм.
Самый сложный случай из недавнего был в Казани. На «Булгарии» одна семья теряла несколько человек, несколько близких. Одна девушка потеряла двух детей, мать, отца и тетю, сразу пять человек - все они утонули. Люди утрачивали почву под ногами. И тут мы даем себе отчет, что экстренной психологической помощи недостаточно.
- То есть иногда нужна более длительная помощь?
- Мы работаем над этим, создаем группы психологического патронажа из волонтеров-специалистов. Причем только психологов, которые бесплатно могут включить человека в процесс реабилитации. Например, у какой-то фирмы есть наработанная клиентура, она имеет хороший доход, и они могут взять шефство над одним человеком. Это необходимо потому, что получивший психологическую травму не осознает, что ему нужна помощь.
Сейчас решается вопрос об организации службы выездного патронажа, чтобы человек не замкнулся в своей квартире. Ведь это опасно не только для самого горюющего, но и для членов его семьи. Опять же пример с «Булгарией»: у женщины погибли двое детей, остался третий. Она горюет по этим двум, а живой оказывается брошенным...
Помочь... собой
- Речь идет, как я понимаю, о вторичной травматизации?
- Да, но травмирующие ситуации бывают разной степени приближенности. Если возьмем трагедию в Ярославле (падение самолета ЯК-42 с хоккейной командой «Локомотив» на борту - ред.), то, скорее всего, многие жители этого города стали вторичными жертвами.
- А каково самим психологам? Ведь пропустить через себя такое горе - это же, наверное, дорогого стоит…
- Специалисты, приезжающие с ЧС, прежде всего проходят процедуру дебрифинга. Это групповое занятие, которое проводится как с приглашенным супервайзером, так и нашим врачом-психотерапевтом. На этом занятии вербализируются все переживания, когда выговориться надо. Проговариваются и достижения, например, когда в трагедии с «Булгарией» помогли одной семье, а на это уходило более двух суток. Широко применяется и арт-терапия, и реабилитация на психофизиологическом оборудовании.
- А интересно, можно ли хоть как-то измерить работу психолога?
- Да, конечно, можно. Иной раз наша работа заключается в том, чтобы взять человека за руку и провести по кабинетам, как это было в Казани. Чтобы помочь заполнить бланк, например, поскольку в состоянии стресса происходит полная дезадаптация. Можно привести в пример и более свежий случай: недавняя выставка в Нижнем Тагиле. Когда люди в ожидании начала официальной части стояли достаточно плотно под солнцем 2,5 часа. Стала накапливаться агрессия: люди начали вести себя агрессивно. Что нужно сделать в таком случае?
- Развести по сторонам, разделить?
- Совершенно верно. Что мы и сделали. У нас на выставке был свой модуль, но мы пошли работать. В толпу. Нужно было создать иллюзию того, что человек теряет из виду источник фрустрации (раздражитель) и успокаивается. Далее можно, например, перевести тему разговора.
- Принято считать, что почти любая беда иной раз лечится так: 100 граммов и разговор...
- Алкоголь - это народная альтернатива психологической помощи. Но мы не наливаем, это однозначно.