«Фашисты согнали всех жителей на площадь перед сельсоветом, построили и начали считать. Каждого третьего расстреливали. Рая спаслась только потому, что мама спрятала её под юбку». Дети войны рассказывают…
«Мы будем ждать!»
«…Мама почему-то замешкалась с воскресным обедом. А потому выдала нам с братом по ломтю хлеба, щедро намазанного густым яблочным повидлом, и разрешила выйти с этим во двор, где отец, прикрепив холст на дощатую стенку сеней, заканчивал писать пейзаж. Жили мы в то время в Первоуральске.
Вдруг поднялся шум: захлопали, заскрипели двери, послышался тревожный говор. Отец бросил кисти, вышел за калитку. В раскрытых воротах своего дома крестилась бабка Даниловна, а по улице полетело: «Война!» Люди толпились у домов, где было радио. Слушали, мрачнели, молча расходились. С этого момента наша жизнь круто поделилась на «до войны» и «после».
В первые дни войны ушёл добровольцем старший брат отца Николай Иванович Артёмов. Помню, как и отец объявил маме, что тоже уходит добровольцем: «Надо, Женя, надо! Кто вас защищать будет?». И вот у нас толпятся родные. Недолго посидели за столом. На прощание отец сыграл на мандолине полонез Огинского.
Вот мы уже пробираемся к горвоенкомату. Повсюду детский плач, женские причитания. Мне стало страшно, и я горько заплакала. А папа уже в строю других мужчин уходит от нас, грузится в эшелон. «А мы будем их ждать», - говорит бабушка, вытирая моё зареванное лицо и украдкой смахивая свои слёзы. В эти дни выяснилось, что у мамы будет ребёнок. «Если будет дочка, назови Викторией или Валентиной, если сын – Виктором», - наказывал отец.
В городе население увеличилось чуть ли не вдвое – прибыли эшелоны с эвакуированными заводами. Местные жители потеснились, чтобы приютить прибывших людей. Моя бабушка в Билимбае вместе с сыном приняли семьи двух сестёр – врачей из Ленинграда, прибывших с военным госпиталем. Прибывали и беженцы, уходившие из родных мест под бомбёжками и обстрелами. По домам ходили девушки-дружинницы, собирая для них необходимые вещи. Люди отдавали кто что мог: ложку, кружку, подушку, полотенце…

Поздней осенью 1943 года мы получили письмо, написанное незнакомой рукой. Нам сообщали, что после тяжёлого множественного ранения и контузии, случившихся во время Харьковской операции, наш отец находится в госпитале, что он недвижен. Его лечили 6 месяцев, а потом ещё 4 – уже в Свердловске. Папа вернулся домой летом 1944 года. В кармане у него было свидетельство об инвалидности. А его брат Николай погиб подо Ржевом – об этом мы узнали уже после войны. Бабушка никак не хотела верить, что сына больше нет, и до самых своих последних дней ждала милого Коленьку домой».
Римма Васильевна Капилевич, Екатеринбург
«Ревели всем классом»
«22 июня мама и я, шестилетняя, приехали из Читинской области в город Касли – это родина моего отца. Мама и сестра отца тётя Вера возвращаются с кладбища (посетили могилу отца), а мы с бабушкой стоим у ворот. Бабушка плачет: «Война началась!». Уже через несколько дней мы проводили тётю Веру на фронт – она медицинская сестра.
Вижу себя в старом глубоком кресле, рядом на столике керамический горшочек, а в нём радио-наушники. Голос Левитана: «…Сегодня после тяжёлых и продолжительных боев наши войска оставили…» До сих пор, когда вспоминаю, слёзы на глазах.
Мама стала приходить с работы всё позже. Детям разрешили ночевать в детском саду. Мама прибегала в садик, когда мы уже спали, поднимала меня, обнимала, целовала. Я прижималась к её беличьей шубке, и так мне было хорошо! Потом мама стала работать в цехе, где делали снаряды, спала прямо на заводе. А когда на минутку прибегала ко мне в садик, я прижималась уже к её промасленной фуфайке. Свою шубку мама поменяла на маленький брусок сливочного масла…
В 1943 году я пошла в первый класс. Помню, суп из крапивы, которым нас кормили в школе, был очень вкусный. В 1944 году мы с мамой уехали в Омск, там я продолжила учёбу. Помню, учительница прочла нам про Зою Космодемьянскую и показала снимок в газете. Ревели всем классом.
В третьем классе к нам пришла новая ученица Рая Рабинович, которая с семьёй ушла из украинского просёлка, чтобы не попасть в плен. По пути остановились в деревне. Она рассказывала, как в деревне фашисты согнали всех жителей на площадь перед сельсоветом, построили и начали считать. Каждого третьего расстреливали. Рая спаслась только потому, что мама спрятала её под юбку.
1945 год. Победа! Вернулась с фронта тётя Вера. А вот старший брат папы Григорий погиб 10 мая 1945 года в Берлине. У моей соседки тоже вернулся старший брат, он подарил мне немецкую листовку. Такие листовки немцы разбрасывали с самолётов над Сталинградом.
И ещё. В 1953 году мама отвозила в Эстонию девочку 14 лет, которая всю войну и после войны жила в интернате Омска. А в 1953 году нашлись её родственники. Знаете, к чему я это рассказываю? В страшное военное время дети из Прибалтики жили в глубоком тылу в сибирском городе. А теперь в Прибалтике русских, бывает, называют оккупантами. Русских, которые спасали их детей от ужасов войны. Неужели не осталось в живых тех детей, кто помнит те страшные события, кто помнит историю лагеря Саласпилс, кто помнит зверства настоящих оккупантов?»
Маргарита Александровна Шишкина, Нижний Тагил
«Возьми меня с собой»
Когда провожали на фронт отца, мне было четыре года. Я плакал, валялся на полу, умолял отца взять меня с собой. Мою истерику потушил внушительный, строгий голос папы: «Помогайте маме, берегите её!». « Помощников» у мамы было двое – я и мой старший брат-погодок Виктор. Двое сорванцов, на которых безотказно действовала угроза: «Не будете слушаться - папе напишу».
С утра и до поздней ночи мама работала. Мы же, не достигнув ещё школьного возраста, ходили в школу. Самым незабываемым днём был приём класса на торжественной линейке в октябрята. Когда мне прикрепили красную звёздочку с портретом Ильича посередине, я внутренне повзрослел.
Мы часто собирались с мальчишками, обсуждали дела на фронте, да и многочисленные свои. Поодаль стояли ребята постарше, готовые пойти на фронт, защищать нас. И они уходили, защищали. И на них приходили похоронки… Ближе к концу войны ушёл на фронт наш старший товарищ, вожак, добрый и справедливый Генка-Копеечка (почему мы его так звали?). Генку воспитывала бабушка. Они очень любили друг друга, заботились друг о друге. Непоправимое случилось… На Генку тоже пришла похоронка. Бабушка Прасковья получив её, нежно погладила и, поцеловав, спрятала на груди. Рядом с похоронкой на отца Генки. Это была бабушкина тайна, о которой мы узнали, когда ей вручали посмертный орден отца нашего друга.
Когда Юрий Левитан говорил о нашей Победе, мы стояли около «тарелки» и плакали от радости. И только Генкина бабушка Прасковья стояла с широко открытыми глазами – она плакала без слёз. У неё, оставшейся круглой сиротой, все слёзы уже были выплаканы.
Эдуард Кузьмич Толстых, Екатеринбург
Правила комментирования
Эти несложные правила помогут Вам получать удовольствие от общения на нашем сайте!
Для того, чтобы посещение нашего сайта и впредь оставалось для Вас приятным, просим неукоснительно соблюдать правила для комментариев:
Сообщение не должно содержать более 2500 знаков (с пробелами)
Языком общения на сайте АиФ является русский язык. В обсуждении Вы можете использовать другие языки, только если уверены, что читатели смогут Вас правильно понять.
В комментариях запрещаются выражения, содержащие ненормативную лексику, унижающие человеческое достоинство, разжигающие межнациональную рознь.
Запрещаются спам, а также реклама любых товаров и услуг, иных ресурсов, СМИ или событий, не относящихся к контексту обсуждения статьи.
Не приветствуются сообщения, не относящиеся к содержанию статьи или к контексту обсуждения.
Давайте будем уважать друг друга и сайт, на который Вы и другие читатели приходят пообщаться и высказать свои мысли. Администрация сайта оставляет за собой право удалять комментарии или часть комментариев, если они не соответствуют данным требованиям.
Редакция оставляет за собой право публикации отдельных комментариев в бумажной версии издания или в виде отдельной статьи на сайте www.aif.ru.
Если у Вас есть вопрос или предложение, отправьте сообщение для администрации сайта.
Закрыть