В Свердловской области создали документальный фильм о семье прославленного режиссёра и актёра, классика советского кинематографа, нашего земляка Сергея Герасимова. Как близкие по духу и по крови люди оказались по разные стороны баррикад, что их воссоединило, и почему у фильма «Тихий Дон» по роману Михаила Шолохова - уральские корни, рассказал автор картины «Герасимовы» Андрей Титов.
История семьи
– Андрей Витальевич, почему Герасимовы?
– В первую очередь меня подкупила история семьи. До начала работы над фильмом я мало что знал о Сергее Герасимове и его творчестве. Знал, что он наш земляк, классик советского кинематографа, обласканный властью и получивший в СССР бесчисленное множество наград. О необычайных и драматичных поворотах его судьбы мне рассказал наш научный консультант, историк Николай Дмитриев.
Выяснилось, что помимо официальной, «парадной», истории семьи режиссёра есть реальная, которая в том числе нашла выход (выдох!) в его фильмах. Второе, что меня поразило: у Герасимова никогда не пресекалась связь с родной землёй – не только с Екатеринбургом, который дал ему своеобразную путёвку в жизнь, но и с его малой родиной – селом Кундравы, озером Чебаркуль.
Например, гений советской комедии Григорий Александров, тоже наш земляк, предпочитал не вспоминать, что начинал в столице Урала как разносчик афиш при местном оперном театре. А для Герасимова не было ничего зазорного в том, что он уралец. Наоборот, он всю свою жизнь подчёркивал корневую тягу к родине.
– Когда произошёл распад семьи?
– После Октябрьской революции Герасимовы оказались по разные стороны баррикад. Незримые в мирной жизни трещинки и лёгкие несогласия в годы междоусобицы превратились в страшную пропасть между людьми. В этом отношении показательна судьба родного брата режиссёра – Бориса. В 1914 году он добровольцем ушёл на фронт, был ранен, в гражданскую принял сторону белых, в армии Колчака дослужился до полковника. Есть много свидетельств, что воевал он храбро и умело, однажды в бою лично зарубил красного пулемётчика. После победы красных у него была возможность перейти границу и уйти в Маньчжурию. Но он принял решение остаться в России и разделить судьбу своей страны, хотя прекрасно осознавал, чем ему это грозит. Советская власть расстреливала своих врагов и за гораздо меньшие прегрешения. Но Борис уцелел (во многом благодаря супруге), работал оперным певцом в Москве, был очень популярен, пережил годы репрессий…
– Но были и те, кто принял сторону красных?
– Да, в этом плане интересна фигура Марианны Герасимовой – двоюродной сестры режиссёра. Пламенная большевичка, она сделала завидную карьеру в ОГПУ, возглавляла отдел, заведовавший надзором за театрами, литературой и кино, и даже писала разоблачительные доклады на родственников. Она приняла новую власть и была искренна в своём выборе. Однако судьба её сложилась трагично: в 1939 году Марианна была арестована, получила пять лет лагерей, после освобождения пыталась реабилитироваться, но в конце концов покончила жизнь самоубийством. Случались в истории семьи и такие повороты. Кстати, её младшая сестра Валерия была супругой писателя Александра Фадеева.
Народная трагедия
– Как Герасимов «заразился» кинематографом?
– Думаю, это произошло здесь, в Екатеринбурге. В то время в столице Урала работало несколько кинотеатров, это был просвещённый, многоэкранный город. Дядя Герасимова заведовал кинотеатром «Лоранж», у него была возможность смотреть все новые картины. Он начинал как актёр, в Петрограде прошёл школу ФЭКС (Фабрика эксцентрического актёра), играл у Козинцева, Трауберга, Пудовкина, потом начал снимать фильмы, стал народным артистом СССР, Героем Соцтруда, лауреатом Ленинской и трёх Сталинских премий и так далее.
К выбору Герасимова можно относиться по-разному. Но для меня это прежде всего желание разделить судьбу своей страны: куда бы она ни шла, чтобы с ней ни случилось, он хотел быть рядом. И когда ему предъявляли какие-то претензии на этот счёт, он всегда отрубал: «Это мой выбор». Полагаю также, что в личной жизни для него очень важно было объединить и сохранить семью, оказавшуюся в разных политических лагерях.
В основном это были люди творческие (кино, музыка, архитектура), но понимавшие, что реализоваться они могут только на Родине, где жили и работали их предки, в атмосфере русского языка. Для меня история Герасимовых – это история размежевания и примирения семьи. И именно она стала одной из стержневых линий в фильмах Сергея Аполлинариевича.
– «Тихий Дон» стоит особняком в его творчестве?
– Да, по воспоминаниям режиссёра, идея снять фильм по роману Михаила Шолохова возникла у него ещё до Великой Отечественной войны, к его созданию он шёл 19 лет. Позднее он писал: «Что бы я ни снимал, я всегда думал о «Тихом Доне». В советском кинематографе гражданская война впервые была показана как народная трагедия. До Герасимова речь шла в основном о созидании новой жизни. А тут зритель видит, какой это был страшный замес, где непонятно – кто враг, кто друг, где всё меняется ежесекундно. Показана История в момент её свершения, когда всё кипит в ярости и бесконечной любви (цитата из фильма). Но если ярость раздирала, то любовь – стягивала судьбы. Для меня параллели с семьёй Герасимовых в «Тихом Доне» очевидны.
«Параллели с семьёй Герасимовых в «Тихом Доне» очевидны».
– Это реальная история, произошедшая в 1948 году. Именно тогда у Сергея Аполлинариевича случился первый инфаркт. Как ни крути, но и над ним висел дамоклов меч. При этом в жизни Герасимов был очень позитивным человеком. Ему были свойственны благожелательность, открытость, великодушие, эрудированность.
В свободное время они играли на съёмочной площадке в такую игру: открывали на случайной странице Большую советскую энциклопедию, выбирали какое-нибудь замысловатое слово, и Герасимов, как правило, почти всегда знал его смысл, будь то сфера физики, биологии, науки или искусства. А ещё у него была хорошая память, он наизусть знал лермонтовский «Маскарад» и многие другие объёмные произведения.
Цены и ценности документального кино
– «Герасимовы» – не первый ваш фильм на тему истории и гражданской войны. Сложно ли снимать такие картины?
– Сложность окупается интересом к теме, а меня всегда волновали вопросы: кто мы такие, куда идём, насколько живы в нас сегодня конфликты и противоречия, которые в своё время привели к гражданской войне? Говорят, что История нас ничему не учит, но я с этим не согласен. Учит! Проблема в том, что мы читаем только те её страницы, которые нравятся нам. Каждый выбирает свой абзац, не читая книгу целиком, не видя картины в целом. Однако все эти «великие» фейсбучные исторические баталии и споры – это джинн в бутылке, и не дай бог, если он вырвется на свободу.
Каждый приходит в соцсеть со своим железобетонным мнением, со своей булавой исторического факта, начинает махать ею направо и налево, его оппоненты делают то же самое. У нас исчезло ощущение сложности предмета, нам кажется, что История – это что-то чёрно-белое, где стороны «света» и «тьмы» враждуют друг с другом. И уже становится как-то страшно аргументировать, спорить, потому что ты мгновенно попадёшь в лагерь «тьмы». Хотя в жизни очень мало людей и явлений, которые можно было бы изобразить только одной краской…
– В СССР нас учили, что история развивается по спирали. Вы с этим согласны?Проблема в том, что мы читаем только те страницы Истории, которые нравятся нам. Каждый выбирает свой абзац, не читая книгу целиком, не видя картины в целом.
– Если мы озадачимся вопросом, а происходило ли когда-нибудь то или иное явление, то чаще всего найдём что-то похожее. Проблема возникает, когда документалист ударяется в публицистику, хочет доказать свою правоту, собирает факты, компилирует их, расставляет акценты. Смотришь фильм – вроде бы всё правда, но выглядит как-то чересчур елейно по отношению к одному из лагерей. Иногда уже с третьей минуты становится ясно – кого пригвоздят к позорному столбу Истории. Да, документальное кино – это территория относительной свободы. Это не особо массовое искусство, и ты всегда можешь позволить себе иметь ту или иную позицию. Но всё-таки жизнь гораздо многообразнее, чем наше мнение о ней.
– Документальное кино – это дорогое удовольствие?
– В среднем бюджет документального фильма примерно в 60–70 раз меньше, чем суммы, выделяемые на среднюю малобюджетную художественную картину. Не могу сказать, что авторы работают исключительно из творческого интереса, сегодня даже соловьи перестают петь бесплатно. И всё же главный побудительный мотив – желание что-то донести до зрителя. Документалисты берут не количеством, а качеством аудитории. Да, высокобюджетный блокбастер посмотрят миллионы, но это как попкорн в кинотеатрах, не слишком-то полезная для желудка (ума) пища.
Градус нетерпимости
– Каковы источники финансирования документального кино?
– По преимуществу Минкульт РФ. Что касается спонсорских денег, то там царят товарно-денежные отношения: если я плачу, то фильм должен быть обо мне. Автор закабаляет себя ощутимо больше, чем при поступлении денег по линии правительства. Речь уже не идёт о случайно появившейся в кадре баночке с прохладительным напитком. Должен выйти герой, который горделиво скажет, что его товар – самый лучший в мире, иначе вложения считаются нецелесообразными. Но многие режиссёры, реализуя проекты с гарантированным заработком, делают что-то и для себя, то, к чему лежит душа. Хотя стоимость кино, конечно, может сильно отличаться. Например, «Герасимовы» потребовали многочисленных командировок.
Помимо Екатеринбурга съёмки проходили в Москве, Питере, Волгограде, Нижнем Тагиле, Челябинской области.
По счастью, большая часть картины снималась до объявления ограничений, с декабря 2019 по апрель 2020 года. Когда мы ехали в Волгоград, карантина ещё не было, а вот обратно возвращались уже в абсолютно пустом вагоне.
– Мы можем говорить о таком явлении, как уральская документалистика? В чём её отличие?
– Несомненно. Например, питерская школа – эстетская, там важен изобразительный ряд, визуальное осмысление действительности. Москва более динамична, тяготеет к ТВ, это публицистический нерв времени. А уральская школа более внимательна к людям. Провинция, глубинка, стремление разобраться в человеке – это наши темы.
– Как полагаете, пандемия коронавируса скажется на документальном кино?
– Лично меня как режиссёра пугает, что сегодня многие явления и процессы уходят в онлайн.
Документальное кино – это прежде всего искусство подлинной жизни, а мы теряем какую-то важную часть реальности.
Например, в образовании пропадают нюансы взаимоотношений педагога и ученика, когда ты считываешь не только информацию, но и взгляд, движение, естественную реакцию человека. Жизнь теряет остроту, живинку (определение Бажова), становится более сухой, рациональной. В будущем это скажется и на документальном кино. Люди начнут видеть в тебе не режиссёра, не собеседника, а бациллоносителя. Потому что пандемия пройдёт, а привычки останутся! Мы будем держать дистанцию, и это коснётся не только расстояния в полтора метра между людьми. Кроме того, в онлайне гораздо сильнее градус нетерпимости. Множество людей, потомственных интеллигентов, которые в реальной жизни тебе грубого слова не скажут, на дистанте становятся гораздо агрессивнее и воинственнее. В жизни тебя может сдерживать хотя бы элементарная боязнь получить по физиономии. В онлайне она исчезает. Другой вопрос, что однажды человеку придётся вернуться в реальный мир и ответить за свои слова. Но многие об этом не задумываются…
