«Женщины и монстры»

Серия «Женщины и монстры», положенная в основу будущего альбома, вызвала неоднозначную реакцию публики. Автора обвиняли во множестве грехов. «Черт знает что!» - восклицает уральский художник с мировым именем. Сегодня в гостях «АиФ-Урал» Виталий Волович.

- Ощущение, что здесь, в мастерской, вы, Виталий Михайлович, отгорожены от всего мира. Может, это свойство всех, в широком смысле, художников?

- Ну как можно быть отделенным от жизни? Я встречаюсь с людьми, слушаю радио, участвую в каких-то событиях. На самом деле любой художник все, что делает, черпает из жизни - это питательная основа творчества. Я, допустим, рисую средневековые пустые панцири, но это ведь просто метафора, взятая из другой эпохи, она относится к тому, что происходит сейчас. В этом смысле художник приносит в мастерскую все особенности, характеристики, проблемы жизни. Другое дело, что, придя в мастерскую, ты пытаешься отделиться от всего. У меня здесь замечательная музыка, например.

Источник метафор

- А нынешнее время достаточно «пищи» дает для вас?

- Любое время богато для творчества. Но в силу особенностей возраста естественно, что я живу какими-то проблемами, которые были для меня интересны в 60-е, 70-е, 80-е годы. Понятно, что перед художником, который долго живет, встает дилемма: либо ты непосредственно участвуешь в проблемах сегодняшней жизни, либо сосредотачиваешься на общечеловеческих. Я думаю, что художник все же должен в определенной степени абстрагироваться и сохранить верность той внутренней жизни, которая сложилась. А не той ряби на толще океана, которая возникает от событий сегодняшней жизни. Я много раз замечал, что пытаюсь в том, что происходит сейчас, найти корни того, что увлекало меня в прошедшие времена. И нахожу. Что было, то и будет, что делалось, то и делается. Ничего нового. Меняются одежда, формы, декорации, а по сути все неизменно.

- Не так давно у вас вышла книга «Парад-алле», объединившая серию работ, посвященных цирку. Почему именно этот жанр, который принято считать «попсовым», вас увлек?

- Прежде всего потому, что я жил недалеко от цирка и это было одно из немногих зрелищ, которые были доступны в послевоенном Свердловске. Я постоянно бегал туда. Как-то разговаривал с Марчевским, и он был поражен тем, что я видел борца Ивана Поддубного, Леонида Андреева, Ингибарова… Тогда цирк был не «попса», он в нее сейчас превращается. Остаются, конечно, элементы подлинного цирка - силовые, воздушные гимнасты, но клоунада, например, утратила свое первоначальное значение. Но для «попсы» в цирке слишком много риска, там люди рискуют жизнью, работают, что называется, до полной гибели всерьез.

Для меня как для художника цирк - это источник невероятного количества метафор. Тот же образ беспомощного клоуна, который этому миру может противопоставить только доброту, простодушие, романтику. Он ловит бабочек среди клеток с хищниками или рассуждает о литературе, опираясь на пасть крокодила. Или осел-антиподист, на которого я нагромождаю пирамиду королей, актрис и т. д., - глупость, на которой держится мир. Ничего этого в цирке нет, но он предрасположен к рождению метафор.

От Катулла до Казановы

- Вы рисовали в цирке с натуры?

- Да, я начал работать в нашем старом деревянном цирке в конце 60-х годов. Там пережил совершенно потрясающие минуты. Актеры, собирающиеся на парад-алле, актрисы с перевязанными шалями поясницами - в здании гуляли страшные сквозняки. Я стою в углу, делаю наброски, с одной стороны меня зажимает круп лошади, с другой - расчесывают медведя, тут же клоун рассказывает анекдот, от которого лошади встают на дыбы…

Словом, каждая книга у меня включает серию, над которой я работал 20-30 лет, - огромный материал. В этой книге, «Парад-алле», помимо рисунков содержится словарь цирковых терминов - они полны поэзии и романтики. Кроме того, там во фрагментах существует вся мировая поэзия, посвященная цирку, - от Аполлинера до Заболоцкого.

- Готовящийся к изданию альбом «Женщины и монстры» по этому же принципу будет построен?

- Принцип организации материала такой же. Я нашел и включил в альбом фрагменты европейской эротической литературы. Теперь я в ней (смеется. - Ред.) большой спец. Там Катулл, Овидий, Боккаччо, Апулей, Генри Миллер, Казанова… А рисунки есть очень рискованные (смеется. - Ред.). Это, конечно, не «порнуха», но риска там достаточно много с точки зрения бытового ханжества.

- Помню, когда вы выставляли «Женщины и монстры», записи в книге отзывов были… Скажем так, разнообразные.

- Да уж! Кроме того, однажды случилась забавная история. В детской художественной школе была выставка, на ней было представлено несколько крайне невинных рисунков из этой серии. Общение с детьми тогда до сих пор одно из самых моих сильных впечатлений. Они два с половиной часа, не умолкая, задавали очень умненькие вопросы. Я рта не закрывал с огромным удовольствием. Но там, на мою беду, появилась и родительница. В результате в книге отзывов появилась запись: «Может, Волович и хороший художник, но как ему не стыдно участвовать в государственной политике растления молодого поколения». Черт знает что! Все, что идет по телевизору, проглатывается, а то, что нарисовано, причем, надеюсь, на уровне приличного вкуса, вызывает и вот такие эмоции. Атмосфера ханжества… Возможно (смеется. - Ред.) издание этого альбома нанесет удар по моей репутации, но в моем возрасте, думаю, это уже не страшно.

Досье:

Виталий Михайлович Волович родился 3 августа 1932 года в Приморском крае. В 1932 году вместе с родителями переехал в Свердловск. В 1948 году окончил Свердловское художественное училище. Является заслуженным художником РСФСР, лауреатом множества отечественных и зарубежных премий. Иллюстрировал книги «Слово о полку Игореве», «Тристан и Изольда», «Ричард III» и др. Работы художника выставлены в Государственной Третьяковской галерее, Музее изобразительных искусств имени Пушкина, Русском музее Санкт-Петербурга, галереях Праги, Брно, Кельна, Веймара, а также в частных коллекциях мира.

Смотрите также:

• Уральский художник Владимир Кошелев - и картину написать, и носки связать →
• Виталий Волович готовит в плаванье «Корабль дураков» →
• Старого города нет →