Родина, народ, страна, государство, этнос… В последнее время мы много говорим о том, что нами движет, что всех нас объединяет. На эту и другие темы мы побеседовали с уральским поэтом, кандидатом исторических наук Андреем Расторгуевым.
Что важнее?
Алексей Смирнов, АиФ-Урал: Андрей Петрович, вы родились в Магнитогорске, учились в Свердловске, долгое время жили и работали в Сыктывкаре, потом снова вернулись в Екатеринбург. Чувствуете свою принадлежность к «уральскому этносу»?
Андрей Расторгуев: Моя родословная очень плотно связана с Уралом. Но об «уральском этносе» я бы говорить поостерёгся. Хорошо помню, как в 90-е из той нации, которую мы считали общей, вдруг поползли племена, общности, каждая из которых стала воспринимать себя отдельно от целого. Сразу же всплывает известный иконописный сюжет битвы новгородцев с суздальцами. Для меня цельность русского народа, всех его вариантов, в том числе территориальных, очень дорога.
– То есть принадлежность к россиянам важнее каких-то «местечковых амбиций»?
– Несомненно. О советском народе в последнее время говорить как-то не принято. Но ведь и до СССР была Российская империя, вмещавшая в себя десятки национальностей. Я думаю над этим не один десяток лет, и для меня очевидной является формула: человек не может быть интересен представителям других культур, если не чувствует себя частью своего народа. Другими словами, мы интересны именно тем, что мы русские.
Человеческая радость
– Сегодня литературу делят на патриотическую и либеральную. Это оправданно?
– Сам я не придерживаюсь подобного деления, а главное – не сторонник такого противопоставления. Это грубо и примитивно. Себя считаю патриотом, потому что знаю: государство нельзя ломать и разваливать. Но при этом понимаю, что без общественного контроля оно может дойти до безобразного состояния. Да, я – государственник, однако не противопоставляю себя либералам – в глубинном понимании этого слова.
– Вам нравится современная литература?
– В ней настолько много вариантов, «изводов», представлений, что созвучное себе человек внимательный может найти без особых проблем. Если он, конечно, ищет. Что-то я принимаю, что-то нет. Мне интересны писатели и поэты, которые осмысляют вещи, происходящие с народом, страной, с другими людьми. Литераторы, пишущие о том, что не выходит за пределы их небольшого мирка, восторга не вызывают. Даже если автор изощрён в инструментах и приёмах, он быстро надоедает.
– Кого бы вы отметили на небосклоне уральской поэзии?
– Первым сейчас принято называть Юрия Казарина, который действительно достиг совершенства в том направлении, которое избрал. Но вообще на Среднем Урале есть немало поэтов, работающих на общероссийском уровне. Это и Евгения Изварина, и Вадим Дулепов, и Аркадий Застырец… О молодых говорить сложнее – таланты, безусловно, есть, но зачастую им не хватает весомости и глубины. Кроме того, чтобы человек состоялся как поэт, должно пройти время.
– В марте Россия приросла Крымом и Севастополем. Ваше отношение к этому событию?
– Прежде всего – это нормальная радость человека, который, как и многие, испытал чувство национального унижения при развале СССР. Думаю, что унижение это было частично компенсировано. То, что подавляющее большинство жителей Крыма проголосовало за присоединение к России, – вполне естественно. И это решение действительно нужно уважать. Есть и тревога, конечно. Проблемы, возможно, будут немалые, но решать их отныне нам предстоит вместе.
Придётся выбирать
– Вам жаль, что распался Союз?
– К новым очертаниям родины за минувшие годы, конечно, привык. Но прежнее чувство осталось, в том числе в стихах. Помню, как в середине 90-х мы семьёй поехали в Киев к родственникам. Задержавшись на какое-то время на нашей таможне, радостно выехали за её пределы и… упёрлись в хвост машин перед украинским КПП. С двумя детьми несколько часов стояли в этой очереди. Я тогда думал: «Ёлки-палки, ведь ещё несколько лет назад здесь ни черта подобного не было! Зачем, ради чего?..»
– К сожалению, очень мало. Долгое время оно вообще пыталось её игнорировать. Думаю, в том числе поэтому многие, как показали те же украинские события, не ощущают исторической связи со своим народом. Ведь именно литература помогает выстраивать мировоззрение. И в конце концов государству придется выработать критерии – кого оно поддерживает, а кого нет.
Могу сказать, что сам я, как и многие из нашего поколения, застал еще советскую школу подготовки литературных кадров. Если в начале XX века профессиональные писатели работали в основном в Питере и Москве, то к концу советского периода их можно было встретить и в самых отдалённых городах и районах. Сегодня, такое ощущение, процесс повернулся вспять...
– Как вам архитектурные изменения, которые происходят в Екатеринбурге в последние годы?
– Иллюзий я не испытываю: если мы хотим жить в мегаполисе – со многим приходится мириться. Но думаю, что процесс выкорчёвывания архитектуры XIX века, начавшийся ещё в первой половине 80-х, доведён до конца. Сейчас взялись за XX век, о чём свидетельствует скандал с Пассажем. На очереди, похоже, конструктивизм… Между тем, считаю, именно он делает Екатеринбург по-настоящему европейским. Кстати, в Европе его образцы уже заносят в списки памятников ЮНЕСКО…
Полагаю, что эта ситуация ясно показывает – кто и что правит городом. К сожалению, культура и деньги у нас существуют отдельно друг от друга. И политику в городе делают отнюдь не люди культуры. Это было и в 80-е годы, это продолжается и сегодня...
«Друг» - это «другой я». Почему мы дружим? 
Протоирей Петр Мангилев: «Жить в комфорте – не значит быть счастливым» 
В Екатеринбурге открылся Центр истории Свердловской области 
Финансовый наставник советует уральцам копить на пенсию 
Писатель Андрей Ильенков о «Стране ОЗ», о Москве и Октябрьской революции