«Мне снится заповедник». Биолог – об экосистемах, древнем духе и Африке

Что произойдёт с лесом, если по нему пройдёт всего несколько человек? Почему заповедники должны оставаться закрытой территорией и чем Россия лучше некоторых стран? Об этом, в частности, мы говорим с директором заповедника «Денежкин Камень» Анной Квашниной. Подробнее – в материале ural.aif.ru.

Тоска по холоду

Дарья Попович, «АиФ-Урал»:– Анна Евгеньевна, что повлияло на ваш выбор профессии?

Анна Квашнина: – Когда я была маленькой, моего отца международная организация ЮНЕСКО пригласила поработать на африканский континент по контракту. Мы с родителями отправились туда: сначала в Нигерию, затем в Занзибар. Наше нахождение в этих странах и мой выбор профессии растут из одного корня.

Что касается моего детства в Африке, сложно выделить одно, самое яркое впечатление. Я дружила с детьми из юнесковской общины – с поляками и австралийцами. Помню, как мы играли в индейцев, то есть носились везде, давая друг другу странные прозвища. При этом я скучала по зиме в России: по снегу и холоду. Может, оттого и забралась так далеко – на север Свердловской области (улыбается. – Ред.).

– Неужели можно действительно скучать по холоду?

– Это была сильная, неизбывная тоска! Те же чувства испытывала, когда училась в Соединённых Штатах Америки в девяностые годы.

– Не так давно вы привезли из Саратова африканские артефакты, которые хранились у ваших родителей…

– У меня была целая куча вещей, о которых я, по сути, ничего не знаю. Среди них встречаются маски, чаши и многое другое. Маме с папой хотелось привезти в родной Саратов часть большого мира, вот они и покупали всё, что привлекало внимание. Что-то на рынках, что-то к нам в общину приносили местные торговцы. Эти предметы я предоставила для выставки в краеведческом музее в городе Серове. Надеюсь, со временем найдётся учёный-африканист, который сможет разобраться в их культурном значении.

Ещё помню побережья в Занзибаре. Мы с мамой приходили туда собирать ракушки. Включался настоящий азарт – найти раковину, которую мы ещё не видели. Стали учить их названия – ципреи, конусы и так далее. Мама страстно любила природу. Может, поэтому мы с сёстрами, родной и двоюродной, а ещё с племянником в дальнейшем стали биологами… Нам просто повезло родиться в такой среде. В детстве казалось: неужели можно работать где-то, кроме заповедника?

– И вы остались верны этой идее?

– Да, работать в Хопёрском и Висимском заповедниках начала, ещё учась на биофаке в университете Саратова. На тот момент устроиться на работу в подобное место было непросто – большой конкурс. Но мне удалось. Башкирский заповедник, где я проработала довольно долго, до сих пор снится мне по ночам, настолько он великолепен! Южный Урал – по-детски распахнутый, дружелюбный: это и горные степи, и леса. По сравнению с ним «Денежкин Камень» – суровое место. Здесь, например, есть курумники (это каменистые россыпи на склонах или на плоских поверхностях гор) и темнохвойный лес.

Уже, будучи сотрудницей «Денежкиного Камня», поехала на учёбу в Америку. Думала, буду перенимать опыт, как у них замечательно охраняют природу. Но получилось ровно наоборот: именно там поняла, насколько крута российская система заповедников и насколько хорошо именно Россия сохраняет нетронутые территории! Тем не менее поездка многое мне дала: появились хорошие друзья и обширные знания. Но меня ужаснуло тамошнее отношение к сохранению больших территорий. Вернулась домой, так и не дождавшись торжественного вручения диплома.

Ходить по живому

– В чём мы справляемся с задачей лучше американцев?

– В России существует система ООПТ (особо охраняемые природные территории). Ей присущи черты, которые нигде в мире не встречаются в совокупности. Первая – это географическая репрезентативность. Другими словами, заповедники создавались для представления и сохранения разных типов экосистем в результате географического районирования. К слову, создавались они в период, в который нашей стране было явно не до того. Обычно человек начинает охранять природу либо когда становится слишком поздно, либо, если место само по себе уникальное, такое, как Йеллоустонский парк. Россия создавала заповедники в разных географических зонах. А национальные парки в США – это в большей степени места отдыха. Они созданы для людей, а не для сохранения типов экосистем.

Ещё одна черта нашей системы заключается в том, что мы изучаем естественные природные процессы, которые происходят без участия человека. Учёные обычно исследуют влияние людей на окружающую среду. Мы же наблюдаем за участками, на которые человек не воздействует.

То есть заповедник – это эталон нетронутой экосистемы. Для примера: в музее Парижа выставлен эталон килограмма. Теоретически им можно было бы забивать гвозди. Но у него другая функция. Так и использовать заповедники в целях, отличающихся от задачи сохранения экосистем, не очень умно. Благодаря таким местам учёные могут сравнивать, как протекают процессы на участке нетронутой природы и на изменённой под воздействием человека. Увы, это понимают не все.

Казалось бы, люди хотят просто пройтись по лесу на особо охраняемой территории. Что в этом такого? Они не собираются разжигать костры, мусорить или убивать животных. На самом деле, даже обычная прогулка повлечёт за собой существенные изменения. Как биолог, я вижу, как уязвимы наши таёжные леса.

– Как проявляется эта уязвимость?

– Допустим, два-три человека идут по моховому покрову. Они сминают его, и образуется ложбина. По ней потечёт вода и продолжит эрозию. Так появится тропа, которая, в свою очередь, станет непреодолимым препятствием, например, для лягушки. К тому же на этот участок будет попадать больше света, что скажется на растительности. Плюс ко всему люди могли занести на подошве обуви семена растений, которых в этом месте изначально не было.

Лес – это система, организм, не место, где стоят вертикальные деревянные столбы. Если разделить его тропой, не получится просто два леса. Если разрезать одно живое существо, оно не раздвоится, а погибнет.

– Манси, населявшие эти места, верили, что древний дух охраняет гору, на которой сейчас находится заповедник. В этом тоже был экологический подтекст?

– Скорее всего, нет. Вряд ли древние люди были романтичными, как мы с вами. Думаю, они просто хотели предостеречь своих соплеменников, чтобы те не тратили силы на лишние восхождения. Хотя не исключено, что в запрете подниматься на вершину что-то есть.

Греть воду на костре

– В 2021 году вы хотели развивать проект по изучению леса. Удалось ли это осуществить?

– Да, мы с сотрудниками собираем материалы по истории наших экосистем, конкретно по истории пожаров. Лучше всего пожары «читаются» по соснам, фрагменты их спилов отправляем в Карельский научный центр, где их шлифуют, сканируют и датируют по ним пожары. В результате пожаров на территории появилась «мозаика» сосновых и темнохвойных лесов.

Кроме того, мы проводим ежегодные фенологические исследования, которые включают в себя множество аспектов, проводим учёты животных. В прошлом году режиссёр Роберт Карапетян снял кино о том, как у нас в заповеднике происходит учёт животных по следам. Это увлекательный процесс! Кстати, в фильме можно увидеть наши будни, что для многих будет весьма любопытно.

И, как я уже сказала, все работы по мониторингу (в том числе и фенология) – такие, которые нельзя не выполнить. Даже если ты устал, болит зуб или случилось что-то ещё, всё равно идёшь и делаешь то, что должен. Мониторинг вынимает тебя из кровати, в каком бы ты ни был состоянии (улыбается. – Ред.).

К сожалению, сейчас у нас острая нехватка кадров. Далеко не все готовы работать в заповедниках. Во время плановых исследований не хватает людей. Плюс ко всему мы не можем изучить более частные вопросы. К примеру, нет орнитолога, мы не проводим учёты орнитофауны. Нехватка людей бьёт и по остальной обязательной работе. Зимой будем искать волонтёров, чтобы исследовать следы животных на снегу.

– Любой желающий сможет попробовать себя в этой роли?

– Нет, ищем только подготовленных участников – таких, которые смогут в том числе проходить большие расстояния на лыжах. Маршруты достаточно протяжённые и тяжелые.  Это многодневный «поход» по территории, в рыхлом снегу, с ночёвкой в зимовьях, и всë приходится нести на себе – спальник, еду, коврик для сна, котел, топор… Готовить и варить (и умываться) водой, вытопленной из снега.